Под большевистским игом. В изгнании. Воспоминания. 1917–1922

Минут Виктор

Я ответил, что теперь зима и навряд ли можно чего-либо ожидать до весны.

– Ну что же, до весны как-нибудь перетерпим, а дальше невмоготу, – заключил он.

– Бог терпел и нам велел, – сказал я ему.

– Бог-то бог, да сам не будь плох, – ответил он.

А сколько я наслышался разговоров во время переездов по железной дороге, когда меня призывали на службу. Замолкала эта общая ругань по адресу советского правительства или жидовской власти, что считается синонимом, только при приближении кого-либо из чинов железнодорожной охраны.

Советские власти знают о настроении в деревне. Когда во время моего второго призыва я был в волостном комиссариате, то при мне составлялось донесение в уездный комитет, что вследствие хлебных реквизиций и уменьшения нормы пайка, а равно вследствие отсутствия агитационных сил в волости, создалось крайне тревожное настроение

и просилась присылка опытных агитаторов.

Острая ненависть прорвалась наконец местными нарывами против волостных комитетов, сопровождаемыми актами самой ужасной жестокости, но, ввиду разрозненности этих взрывов, они легко подавлялись, и виновные, а подчас и невинные, карались расстрелами.

После моего отъезда из деревни в нашей волости произошел подобный взрыв, о котором я узнал уже впоследствии, но из самого достоверного источника. Выведенные из терпения крестьяне разгромили волостной комитет, состоящий из молодых своих же односельчан, перехватали их, били и истязали, как только может делать озверелая толпа, и затем, решив зарыть их живыми, заставили рыть себе общую могилу. Среди обреченных были сыновья палачей. И вот сцена, при описании которой волосы становятся дыбом. У открытой могилы стоят избитые до полусмерти коммунисты, вокруг бородатые мужики с лопатами в руках. Один из них обращается к своему сыну, приговоренному к смерти, и говорит ему: «Скидай-ка твои сапоги, тебе-то они боле не нужны, а мне пригодятся», – и тот покорно снял сапоги, а через несколько минут, на глазах сердобольного отца, зарыли живым и его сына.

Большевики обманули народ по всем статьям. Набирая себе большинство при выборах, они подкупили массы, обещая им: 1 – окончание войны, 2 – дешевый хлеб в достаточном количестве, 3 – мануфактуру [36] и 4 – политические свободы.

На деле же оказалось: война не только не кончилась, а, напротив, разгорелась на всех фронтах; хлеб вздорожал втрое, вчетверо против прежнего и стал редкостью. Мануфактура исчезла вовсе. А свободы выразились в том, что, не говоря уже о полной нетерпимости политических убеждений, советская власть стеснила личную свободу до того, что без разрешения, сопряженного с длинными хлопотами, невозможно никуда передвинуться, нельзя ничего ни купить, ни продать из частной собственности, владелец не имеет права без разрешения комитета заколоть для собственного употребления теленка или ягненка, а когда приходит в комитет за разрешением, то ему цинично говорят: «Приведи, дядя, сюда, мы заколем и за твое здоровье съедим», – и так в действительности и делают.

36

В данном случае автор имеет в виду промтовары (товары бытового потребления).

Когда на жалобы крестьян говоришь им: «Ведь сами виноваты, что поддерживали большевиков и подавали голоса за них», – то чешут затылки и говорят: «Да разве мы знали, что нас так обманут».

В то же время среди местных агентов советской власти беспрерывно идет сдвиг влево. Вчерашние революционеры считаются уже ретроградами, контрреволюционерами, выбрасываются из партийных работников и пополняют ряды недовольных. Например, бывший еще в декабре 1918 года волостным военным комиссаром землемер в январе был смещен с этой должности как политически недостаточно надежный и сам спрашивал меня: «Когда же кончится эта власть?» И это общий вопль.

Но, несмотря на эту всеобщую ненависть, несмотря на невыносимый гнет советской власти, лишившей народ даже тени свободы, надеяться на самовозникновение революции внутри Советской России нет никаких оснований. Слишком все запуганы скорыми расстрелами. Напротив, если бы кто-нибудь и задумал бы собрать единомышленников и организовать восстание, то он совершенно не гарантирован от того, что, несмотря на все сочувствие к успеху, его выдадут, на него донесут из опасения быть обвиненными в укрывательстве или прослыть соучастниками. Расправа же с ними коротка, коль скоро большевики сотнями расстреливают ни в чем не повинных заложников.

Глава VIII. Красная армия

В бытность мою еще в Петрограде, придя как-то раз за справкой о моей отставке в Главный штаб, я на дверях одной комнаты увидел надпись: «Штаб Бежецкого корпуса. Командир корпуса Тележников». Бежецк – уездный город Тверской губернии, мне знакомый. Тележников был генералом Генерального штаба, которого я под фамилией Шрейдера давно и довольно близко знал {117} .

Кстати

сказать, как много народу переменили фамилии вслед за переименованием Петербурга в Петроград, некоторые ограничивались русификацией фамилий присоединением окончаний «ин», и «ов» к немецкой фамилии, другие заменяли свою фамилию совсем новой, звучащей по-русски, заимствуя ее или у жены, или у матери, меняли даже отчества. Говорили, не знаю насколько это верно, что Саблер не только переменил свою фамилию на Десятинского, какова была фамилия его матери, но будто бы даже на надгробном камне своего отца переделал Карла в Карпа {118} .

117

Шрейдер Петр Дмитриевич (31.03.1863–?), с 1915 г. генерал-лейтенант. В 1917 г. сменил свою немецкую фамилию на Тележникова. Окончил Михайловское артиллерийское училище в 1884 г. и Николаевскую академию Генштаба в 1890 г. С 13 января 1901 г. возглавлял штаб 1-го округа Отдельного корпуса пограничной стражи, с 1 июня 1904 г. командовал 99-м пехотным Ивангородским полком. 26 января 1909 г. был назначен начальником войскового штаба Оренбургского казачьего войска, а 8 марта 1909 г. стал начальником офицерской стрелковой школы. 15 ноября 1913 г. был назначен начальником 5-й стрелковой бригады. С 21 марта 1915 по 19 апреля 1917 г. командовал 17-й пехотной дивизией, а с 14 мая по 9 сентября 1917 г. – 9-м армейским корпусом. С 7 октября 1917 г. Тележников состоял в резерве чинов при штабе Петроградского военного округа. В 1918 г. вступил в РККА, с 22 января по 24 декабря 1919 г. – военрук Ярославского военного округа.

118

На самом деле член Государственного совета и в 1911-1915 гг. обер-прокурор Святейшего Синода, действительный тайный советник и статс-секретарь Саблер Владимир Карлович (13.11.1845–07.09.1929, Тверь) получил 12 декабря 1915 г. высочайшее разрешение принять фамилию своей супруги и именоваться Десятовским (а не Десятинским). Что же касается изменения имени отца, то это один из ходивших в те годы слухов, и с действительностью он ничего общего не имеет.

Стали ли от этого лучшими патриотами эти перекрещенные люди, я не знаю, но только под этим же предлогом много разных Шварцов, Вейсов и т. п. превратились в Черновых, Беловых, оставаясь в душе чистокровными немцами, а подчас и шпионами.

Меня заинтересовало, что это за корпус формируется в Бежецке; почему Бежецк выбран пунктом формирования и тот ли это Тележников, которого я предполагал.

Зашел. Оказывается, что это был действительно генерал-лейтенант Тележников, который был теперь назначен командиром Бежецкого корпуса, состоявшего из двух пехотных дивизий: Тверской и Мологской, полки которых будут формироваться по городам, частью Тверской, частью Ярославской губерний.

Из краткого разговора с Тележниковым я узнал, что советское правительство приступает к созданию так называемой Красной армии, предполагает сформировать 66 пехотных дивизий с соответствующим количеством артиллерийских и инженерных частей, со службой связи и пр., придерживаясь той организации, которая существовала в конце войны.

Вскоре затем Тележников со штабом, действительно, переехал в Бежецк, и началось формирование. Шло оно очень вяло, судя по тому, что в августе месяце, когда в штаб одной из дивизий, квартировавшей в Бежецке, поступил один мой знакомый штабс-капитан, полки дивизии насчитывали в своих рядах не более 200 человек.

Эта Красная армия вначале комплектовалась исключительно добровольцами. Очевидно, советское правительство имело в виду создать армию наемников, послушное орудие в их руках; армию, живущую только профессиональными интересами. Но, несмотря на большое жалование (300 рублей в месяц) и хороший сравнительно паек при общей голодовке (2 фунта хлеба, 6 золотников [37] сахару, чай, крупа, мясо или консервы), добровольцев оказалось очень мало. Впрочем, если бы прилив добровольцев оказался большим, быть может, военные власти были бы поставлены в не меньшее затруднение с продовольствием, так как дивизионный интендант, как мне передавали, неоднократно докладывал начальнику дивизии, что по имеющимся запасам он более тысячи человек продовольствовать не может.

37

Золотник – 4,265 г.