Под бурями судьбы жестокой...
Шрифт:
— Ну, а смерть барина горем на всех обрушилась. И на тебя также. Вот хуже и стало.
— Горем, горем, сынок,— снова заплакала женщина.
— Завтра приди в этот час, дам я тебе лекарство.
— Неужели вылечишь, сынок? — обрадованно спросила женщина, вся устремляясь к Петру.
Петр подумал: «Вылечу ли, не знаю. Но она должна верить. Это поможет и ей и мне».
— Непременно вылечу.
Женщина снова заплакала и упала на колени.
— Ну поди, поди,— поднимая ее, тихо сказал Петр.
И когда
«Обещал вылечить, значит, должен вылечить,— сказал он твердо сам себе.— В нашем роду немало чудес сделано. Да и чудеса ли это? Просто поколение за поколением наблюдало, интересовалось, думало да людей любило. Вот и вся мудрость. Обещал вылечить — вылечу».
Больная наведалась на другой день, получила лекарство, а через две недели снова в потемках пришла к Петру. Был дома и Софрон.
Женщина без стука открыла дверь и с громким плачем опять повалилась в ноги Петру, срывая варежки и протягивая к нему руки с розоватой, свежей, очистившейся кожей.
Потом, когда она успокоилась, стала рассказывать, обращаясь почему-то больше к Софрону, чем к Петру, как она мазала руки, как первый и второй день стало хуже, а на третий полегчало. Барыня согласилась недельку подождать, не отправлять ее в Михайловское. Барыне не хотелось разлучать детей с няней. Не хотелось и самой расставаться с ней.
— Мне-то нечем заплатить тебе, сынок. Вот рази крестик этот возьми — мужнин был,— протянула она серебряный крестик на медной цепочке.
— Не надо, я и так рад, что помог тебе,— отказался Петр.
— Ну и ладно,— поспешно согласилась женщина,— память же у меня одна от мужика осталась.— И она торопливо спрятала крестик в карман.— А вот барыня вроде бы и не скупая, а деньгами тебя не одарила. Барышне Александре Николаевне сказала, чтобы нашла она в кабинете Аександра Сергеича книгу и передала тебе.
Из-за пазухи она вытащила завернутую в бумагу книгу.
Петр трясущимися руками развернул посылку.
«Учебник медицины»,— прочитал он. Боже мой! Двойное счастье! Послала она! В такие минуты вспомнила о нем! И такую-книгу!
Он забыл о женщине, забыл о Софроне, подошел к столу, на котором стояла в подсвечнике свеча, и стал перелистывать подарок. Вот и не надо было вырывать рисунок из книги доктора. Не надо было копировать его месяцами. Это самое анатомическое изображение человека здесь было. Да и каждый внутренний орган на отдельной странице.
— Какое счастье! — не в силах сдержать радость, сказал он.— Какое неожиданное счастье! — Он повернулся к женщине: — Скажи барыне большое спасибо.— Он помолчал и добавил: — Скажи, что век ее не забуду, кланяюсь ей в ноги и молю бога, чтобы легче ей было пережить свое несчастье. А ты сама меня отблагодари тем, что всегда будь радива к барыне и ее сироткам.
Женщина
Вот те крест святой, сынок, все сделаю, ночи спатьнс стант, блюсти буду и деток и барыню.
Когда она ушла, Софрон долго и шумно удивлялся мастерству Петра. Так хотелось ему бежать к народу, рассказать эту новость. А потом вдруг остановился среди комнаты и сказал:
— Однако же не пойму я, чё ты печешься о пушкинской барыне? Вроде на бар ты неласково смотришь. Да и барыня Пушкина грех-то какой на душу взяла — через нее муж помер. А ты — «всегда будь радива к барыне»!
Петр не стал оправдываться. Молча махнул рукой, закрыл дверь и снова взялся за книгу.
Много месяцев все свободные часы занимался Петр изучением учебника.
За это время много прошумело событий. Уехала в Полотняный завод Наталья Николаевна с Александрой Николаевной и тетушкой Загряжской. Дантеса судили, разжаловали в солдаты и выслали из России. Екатерина Николаевна некоторое время жила еще в Петербурге, а потом уехала к мужу. Перед отъездом она приезжала проститься с сестрами. Ни мать, ни брат не приехали проводить Екатерину Николаевну. Было ясно, что семья от нее отвернулась.
Прибегала к Петру и деду Софрону прощаться и Анфиса, в слезах обнимала земляков, прощаясь с ними,— прощалась с Ильинским, с родиной. Белую кобылицу граф Строганов подарил к свадьбе Екатерине Николаевне. Но ее пока что хозяйка с собой не взяла. Видимо, было не до этого.
Вскоре — третий и последний раз — вызвал барин Петра к себе.
В этот раз Петр шел спокойно. Графиня Софья Владимировна пообещала отправить его работать на Билим-баевский завод. Это все же на родину!
Строганов и какой-то лысый мужчина средних лет стояли в кабинете, когда вошел Петр. Незнакомец сразу же, как только появился Петр, стал разглядывать юношу с головы до ног. Петр поклонился и остановился у дверей. На душе, как всегда при подобных встречах, стало нехорошо.
— Петр, подойди ближе,— сказал Строганов.— С тобой желает поговорить доктор Пушкиных.— Он назвал егоимя, но Петр от волнения не расслышал, сделав несколько шагов, остановился перед доктором.
— Каким лекарством ты, Петр, вылечил няню детей 11атальн н иколаевны от экземы? Если желаешь сохранить в тайне, не отвечай. Но это очень любопытно. Я, профессор, не мог этого сделать. Не умею. И никто из медиков нашего времени не умеет. Пока что для нас, специалистов, это загадка. Мне говорили^ что вправляешь вывихи, сводишь бородавки. Но это не так удивительно. А вот экзема...
— Травой, господин доктор. Запаром разных трав. Их пятнадцать. Мне неизвестно, как они называются в ученых книгах. Я знаю названия народные, нигде не записанные, как слышал их от отца, как называл дед. Вас еще могло бы удивить, что у детей я излечиваю падучую — тоже травой.