Под чёрным солнцем

Ворон Ярослав Васильевич

— Слушай, ты таки хочешь ещё больше смеяться? — Ната вспомнила одно из выражений переехавшего к сыну в Петербург Льва Моисеевича, которого она продолжала изредка навещать. — Представь себе Лару в белом платье.

— Ой!.. — Первая ученица расхохоталась настолько неудержимо, что Оля открыла глаза, хоть и не стала торопиться сразу плакать. — Наталь, она же разве что в гробу так лежать будет!.. Артура всё ругаешь за чернушные шуточки, а сама… — смех разбудил и Динару, которая, в отличие от Оли, начала требовательно вопить, и Лесные Сёстры заторопились домой.

* * *

— Всем

бы такого друга, как Артур! — заметила Ната за ужином, когда девочки уже были «кормлены, купаны и в кроватки ложены», а Инесса пошла погулять в компании Ани и Романа. — Не просто благородный, а ещё и заботливый. Тефтели те же, например, — ужин им готовил как раз Страж Вихрей. — Специально пряностей положил по минимуму — помнит, что ты кормишь. Но он, как всякий незаурядный человек, иногда бывает просто невыносим! Ты помнишь, как с ним познакомилась? Я вот примерно так же.

— Ладно, что уж вспоминать, — тихо улыбнулась Даша. — Это ты ещё не в курсе его шуточек на занятиях, а мне Лара рассказывала. Они как-то задачу разбирали по геометрии, и Лара сказала «теорема Фалеса[4]», с ударением на первый слог. Ну, Артур поправил и говорит: «Лариса, если уж «теорема Фаллоса», то и формулировать надо соответствующим образом — «Если нам всё параллельно, то, кладя фаллос на одну из сторон угла, мы положим такой же фаллос и на другую его сторону», вот так».

— Ну Даша-а!.. Разбудим же! — Ната быстро закрыла дверь кухни и только после этого позволила себе захохотать. — Но я теперь эту теорему по жизни не забуду!

— Вот и Лара не забудет, и даже я… Несси, ты сама-то ужинала?

— Мы пиццу ели, — на кухню вошла вернувшаяся Инесса. — Даша, а можно я буду говорить с Олей по-тарлаонски?

— Чтобы она с детства знала ваш язык? Знаешь, с одной стороны, лишний переводчик не помешает, а с другой — сказанёт ещё нечаянно что-нибудь при людях, а язык совершенно неизвестный, ненужное внимание привлечёт.

— Да кого в России этим удивишь? — неожиданно заступилась Ната. — У нас народов столько, что мало кто даже все их перечислит, не то что язык распознать! Тем более если только с Несси будет говорить — подумают, что Несси просто из какого-то малоизвестного азиатского народа.

— Ага, — согласилась Даша. — Какой-нибудь язык долбу из языковой семьи долбу-жобу.

* * *

«Какой-то она вырастет? Что принесёт в мир?» — плыл в раздумьях Алексей, стоя у погружавшейся в летнюю ночь кроватки дочери. — «Как там сказал Даше этот неведомый дух — «станет не той, а тем»? Творец, конечно, создал для Оленьки новую душу, но ведь мог же что-то сообщить ей?»

«Любимые мои…» — он обнял неслышно подошедшую Дашу, невольно залюбовавшись ей. — «Как же ты хороша! Тебе, понятно, очень много помогают, но сколько молодух, заимев ребёнка, попросту опускается? Родила — и всё, галочка поставлена, можно сбросить ненужные крылья? Нужные, в том-то и дело! И не только Оленьке нужные, её возвращение —

лишь часть твоего служения феи».

— Пойдём, — шепнула Даша. — Оставим Нату тоже помечтать, — она заметила краем глаза, что Первая сестра, загадочно улыбаясь, села рядом с Динарой.

* * *

Если в хозяйстве Паланира пчёлы играли хоть и важную, но всё же вспомогательную роль, то в Гремоне, с его великолепным летним разнотравьем, мёд, наряду с овцами и кукурузой, мог стать настоящим спасением, и горцы из клана Гарласа готовы были вытрясти из своих карманов последние медяки, чтобы заказать ульи. Тогда, в мае, Виктор с Романом не взяли никаких денег, однако гремонцы ответили добром на добро как могли — именно их бортники поймали несколько роёв пчёл для Паланира.

«Мясо-то, похоже, нам тоже в меду сохранять на зиму придётся!» — внезапно сообразил созерцавший родные красоты Гарлас, заметив, что несколько детей, втихаря сварив недозрелые початки кукурузы, чуть присыпали их солью и принялись лакомиться. — «Соль! У нас же её мало, да и та не своя. В Ласимеле море, в Месинтаре солончаки, в Ниметаре каменную добывать начали, а нам — только выменивать».

Вождь подошёл к детям:

— Меня-то угостите!.. А вкусно, спасибо! Но не надо больше! — он сурово нахмурился. — Кукурузу вырастить нужно и на зиму запасти, а сейчас и без того есть чем лакомиться, ягоды вон пособирайте.

«Соль», — продолжал он размышлять. — «И уголь, конечно — чем теплее в доме, тем меньше нужно еды. А на что выменивать-то? Нет, обязательно нужно посоветоваться с Лесными Сёстрами! Может, и наш край богат чем?»

* * *

— Уголь? — переспросила Тенилла. — Мирет, прости, я как-то не задумывалась раньше. В Тапалоне кизяком с соломой топят, ну или привозными дровами, кто побогаче, а уголь я только в Фетерине недавно увидела. Значит, поискать, нет ли его на землях твоего клана?

— Да, — кивнул Гарлас. — Мы тоже дровами топим, но не успевает лес вырастать, меньше половины осталось уже. И земля язвами какими-то идёт. Знаю я одно место, довольно ровное, между прочим. Обрадовались было, что под пашню пустить можно — лес расчистили, триаму посеяли, даже урожай собрали, а следующей весной там всю землю смыло! Теперь голые камни да овраги.

— На карте можешь показать, где это? Понятно, там тоже посмотрю. Кстати, а вот эта долина на западе — на твоих землях? Такое место красивое! И ключи с гор текут, и даже озеро есть, только почему-то не живёт никто.

— Нельзя там жить, — помрачнел вождь. — Вода солёная в этом озере, хотели соль добывать, а она горькая оказалась. И воду из ключей пить нельзя — ядовитая! Кто пытался поселиться — умирал очень быстро, через год-два.

«И туда ещё раз наведаюсь», — подумала Лесная Сестра. — «Но уже не одна».

* * *

— Нашла! — приплясывала юная фея. — Вот здесь, как раз в том месте, где они неудачно триаму посеяли. Совсем близко, какие-то двадцать клеранов! — Тенилле было хорошо известно, что в Фетерине уголь обычно залегает глубже.