Под чужим небом
Шрифт:
Чем больше размышлял Таров, чем глубже анализировал, тем больше убеждался: за пинфаньской бетонированной оградой скрыта важная тайна.
Укрепившись в таком мнении, Таров обдумал план действий, согласовал его с доктором Казариновым и стал добиваться сближения с Асадой.
Кисиро Асаду нельзя было назвать нелюдимым. Он был прост в обращении, гостеприимен, открыт, пока разговор не касался его службы. Первым препятствием на пути к сближению было то, что Асада постоянно жил в военном городке, приезжал домой два-три раза в месяц, а
Было еще одно препятствие. Между Таровым и Асадой всегда стоял Токунага. Встречи с Асадой устраивались через капитана и проходили с его непременным участием. Это, конечно, сильно сковывало действия Тарова.
И тем не менее у Ермака Дионисовича постепенно складывалось определенное мнение об Асаде и прежде всего о его характере и мировоззрении.
Однажды они сидели в ресторане. Слаженно играл оркестр, заученно танцевали гейши. Токунага, низко склонившись над столом, передавал приятелям последние новости с советско-германского фронта. Видимо, он слушал московское радио.
— Германским командованием была разработана операция «Цитадель». Оно рассчитывало взять реванш за разгром под Сталинградом, — рассказывал Токунага. — В районе Курска было сосредоточено около миллиона немецких войск. Ими командовали генерал-фельдмаршалы Манштейн и Клюге. Бои продолжались пятьдесят дней. И что вы думаете? Русские наголову разбили немцев...
— Теперь, точно, Гитлер проиграл войну.
— Тяжелые вести.
— Да. Наливай, капитан.
Выпили, закусили, послушали музыку.
— Миллион! Нашей Квантунской армии хватило бы как раз на одну такую операцию, — сказал Асада. Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и ослабил галстук. — Я вот о чем думаю: одержав окончательную победу на Западе, русские несомненно перебросят войска сюда. Придут на помощь своим союзникам... Трудно нам будет.
— Нелегко, — согласился Токунага.
— Но поражение Японии будет означать конец для каждого из нас, — ввернул Таров и задержал взгляд на Асаде.
— Мы — мелочь. Пусть наши генералы печалятся об этом, — продолжал гнуть свою линию капитан. — Прикинемся простачками, скажем — мы чистенькие, невиноватые.
— Кому скажешь? Кто поверит? Никто слушать не станет. В такой ситуации все виноваты, каждый будет отвечать за себя, — со злостью бросил Асада.
— При чем обстановка? Лотос растет в болоте, а остается чистым.
— То лотос... Не хитри, Токунага-кун.
— А что делать? Даже прыгая, креветка остается в воде... И нам из своего болота не выскочить.
— Своей судьбы предсказатель не знает, — заметил Таров. — Чего зря ломать голову? — Он понял: Асада боится ответственности за свои дела.
Как-то Асада по делам службы был в военной миссии и зашел в комнату, где работал Токунага и Таров.
Вначале говорили о женщинах, о женской любви и неверности. Такие разговоры обычно заводил Токунага. Но во время войны о чем бы ни толковали, обязательно возвращались к войне. И в
— Вам чего опасаться, Асада-сан: врач всегда служит добру, ведет борьбу со злом, — сказал Таров, чтобы вызвать Асада на откровенность.
— Война, — страшное дело, Таров-сан, даже такую гуманную науку, как медицина, она ставит на службу злым силам. Вместо избавления людей от болезней и смерти медицина начинает искать способы массового уничтожения людей.
Это уже было довольно ясное признание, подтверждающее самые худшие предположения Тарова. «В Пинфане ведется подготовка бактериологической войны», — мелькнула догадка.
Зазвонил телефон. Капитана Токунагу вызвал начальник отделения Катагири. Таров и Асада остались вдвоем.
Асада стоял у окна, стараясь, должно быть справиться с волнением. На его землистом лице нервно вздрагивали мускулы. Ермак Дионисович подошел к Асаде и молча протянул пачку сигарет. Асада взял сигарету и стал разминать тонкими, длинными пальцами.
— Я много думал над тем, как уберечься, — сказал Таров, щелкнув зажигалкой.
— Да? Какие же пути спасения вы нашли? — Асада повернулся и стал прикуривать. На его лице блуждала грустно-ироническая усмешка.
— Я вижу три способа, — серьезно сказал Таров, делая вид, что не замечает усмешки Асады. — Первый — перевоплотиться...
— В будду?
— Нет, умирать и я не собираюсь... Просто изменить имя, биографию и затеряться среди людей. Второй — уйти в леса, тайгу и прожить там до лучших времен по образу наших предков. И третий, самый реальный — уже сейчас готовить путь к отступлению. Найти паутинку, по которой можно выбраться из ада. Я помню, читал японскую новеллу. В ней рассказывается такая история: страшный разбойник Кандата при жизни говершил много злодеяний: убивал, грабил... На счету у него было лишь одно доброе дело: пощадил паука в лесу, не раздавил... Когда Кандата умер и попал в преисподнюю, Будда опустил паутинку, чтобы Кандата мог выбраться по ней...
— Ну и что же, удалось это Кандате?
— Нет: Кандата был злым человеком. Он пожалел, что другие грешные выберутся вместе с ним, и паутинка оборвалась.
— Вот видите, все-таки не выбрался. — Асада вздохнул и глубоко затянулся. — Есть четвертый путь, Таров-сан, самый достойный. Вам трудно понять — вы не японец. Я имею в виду харакири... Паутинки подают лишь в сказках, в жизни такое не случается.
— А если бы случилось? А если бы вам протянули паутинку?
— Не знаю, как я поступил бы... Но вы с таким видом говорите, точно вы бог и моя судьба в ваших руках. — Асада посмотрел с хитрым прищуром и замолчал, очевидно, ожидая каких-то важных слов или решительных действий со стороны Тарова. У Ермака Дионисовича вдруг возникло желание открыться, хотя бы частично, протянуть Асаде спасительную паутинку, но он сдержался.