Под чужим небом
Шрифт:
— Конечная цель достигнута, ваше величество. Трон восстановлен.
— Ценою каких потерь! Если иметь в виду династию Цин, она не реставрирована. А на это я не жалел средств. На ваше имя был открыт счет в банке, десятки тысяч юаней уплыло из моей казны в ваш бездонный карман. Вы разорили меня, генерал, больше я не могу...
— Что же делать, ваше величество? Сидеть на сундуке с золотом и ждать коммунистов? — сердито бросил Семенов. Его глаза налились кровью.
— Берегите себя, генерал, я по-прежнему буду днем и ночью молиться за ваши преуспеяния, — проговорил Пу И,
Это означало, что аудиенция окончена. Семенов был взбешен до предела. Он поднялся, не очень учтиво поклонился императору и направился к выходу.
Когда сели в машину, генерал разразился площадной бранью, награждая Пу И самыми нелестными эпитетами.
В номере гостиницы он долго еще метался, точно тигр в клетке, и рычал:
— Без моего участия не видеть бы ему трона, как своих ушей. Я установил контакты в высших сферах японского общества. Я запугивал коммунистической опасностью, убеждал членов японского императорского правительства, влиятельных аристократов наладить сотрудничество с Пу И и помочь реставрации. Я сумел склонить в его пользу англичан, итальянцев и французов. Я добился молчаливой поддержки в этом деле со стороны американцев, они готовы были приветствовать вступление на трон последнего отпрыска династии...
Таров, не снимая пальто, стоял у порога и слушал гневную тираду атамана. Он понимал: Семенову в те минуты был нужен человек, нечто вроде громоотвода, через который он мог бы разрядиться, выплеснуть негодование и возмущение. Ермак Дионисович терпеливо играл эту роль.
Немного успокоившись, генерал опустился в кресло и вяло махнул рукой. Ермак Дионисович, не попрощавшись, вышел.
Утром Семенов через горничную пригласил Тарова, угостил русской водкой. Он тихо жаловался на суетную жизнь и, высказав несколько наставлений, как тому обязывало его высокое положение, велел возвращаться в Харбин. Прокопия, обычно неотлучно находившегося при атамане, на этот раз почему-то не было с ним.
XII
Капитан Токунага был в отъезде. Таров воспользовался этим и один отправился на квартиру к Асаде, который, кстати, не раз приглашал его. Ермак Дионисович доехал трамваем до Вокзального проспекта и, сойдя, прошелся по магазинам. Хотелось удивить мадам Фусако зимними цветами, но, к большому огорчению, цветов в продаже не оказалось. Его выбор остановился на дорогом, но в общем-то обычном подарке — коробка трюфелей, бутылка коньяка и какая-то мелочь. Все это было красиво завернуто в цветную бумагу и перевязано шелковой лентой.
На звонок вышла та же служанка. Таров осведомился, дома ли Асада-сан. Китаянка поклонилась.
Асада встретил Тарова по всем правилам японского этикета. В памяти Ермака Дионисовича всплыли строчки из книги Окакури: японский этикет начинается с изучения того, как предложить человеку веер, и заканчивается правильными жестами для совершения самоубийства.
— Простите, Асада-сан, если презент мой не соответственен строгому японскому этикету, — сказал Таров. — Очень сожалею, что всех тонкостей его я еще не успел познать.
Асада, продолжая приветливо улыбаться, принял сверток и тут же передал
Они прошли в гостиную, уселись возле низкого столика, закурили. Началась дружеская беседа. Асада сообщил, что Фусако уехала в Токио навестить больную мать. Он ждет вестей от жены, поэтому и приехал нынче из Пинфаня.
Ермак Дионисович рассказал о поездке в Синьцзян, о встречах с генералом Семеновым и императором Пу И. Расчет оказался верным: это сообщение, как было видно, благоприятно подействовало на Асаду.
— О, Таров-сан. Это очень интересно! Я всю жизнь мечтал хоть одним глазом заглянуть в ту сферу. Там, наверное, все не так, другой мир и люди особенные.
— Боюсь ошибиться, Асада-сан, но люди, по-моему, такие же. Только заботы тяжелее наших: в их руках судьбы миллионов.
— Что они думают о перспективах войны? — спросил Асада, и Таров понял, что этот вопрос тревожит его.
— Пу И пока не думает об этом. У меня сложилось впечатление, что политик он не дальновидный, спит и видит себя императором всего Китая...
— Ну до этого наши не допустят: Японии выгодно, чтобы Китай оставался лоскутным.
— Семенов, кажется, отлично понимает, куда мы идем, — продолжал Таров. Он оставил без внимания замечание Асады и подводил разговор к нужной теме. — «Звезда нашего счастья повернула на закат», — признался Семенов. Генерала трудно обвинить в паникерстве, хотя для него-то исход войны — вопрос жизни и смерти...
— Как и для каждого из нас.
— Вообще перспектива мрачная.
Таров стал рассказывать о положении на западном фронте, о победах Советской Армии — об этом он знал от доктора Казаринова. Германия находится на грани краха, говорил Таров, ее людские ресурсы на исходе. Напротив, военная мощь России развернулась, небывало возросла. Теперь каждому ясно: Советский Союз может не только полностью изгнать немцев со своей земли, но и освободить от фашистского ига европейские страны. Италия фактически уже выведена из войны.
— Я не знаю, как будут развиваться события потом, но думаю, что Россия придет на помощь своим союзникам на востоке. — Ермак Дионисович следил за тем, какое впечатление производят его слова на Асаду. — Русские никогда не были неблагодарными. Разве Япония выдержит объединенную мощь СССР и США? Уже сейчас она завязла в тихоокеанских операциях. Китай — пороховая бочка, готовая взорваться в любой час. Надо быть слепым или глупым, чтобы не видеть, куда мы идем. Поражение Японии — объективная закономерность.
— Страны, как и люди, не могут избежать своей участи, — сказал Асада, разводя руками и невесело улыбаясь.
— Неправда, Асада-сан. Судьбы стран определяют их правители. А люди не стадо баранов, которых гонят на бойню. Они должны...
— Но и не боги, Таров-сан, — перебил Асада, намекая на их недавний разговор.
— И тем не менее, нужно отстаивать свое место под солнцем.
— Как?
— Безвыходных положений нет, Асада-сан.
— Вы действительно так думаете?
— Я убежден в этом. Вот вы врач, а служите смерти. Это совершенно противоестественно.