Под чужими знаменами
Шрифт:
Фашисты быстро подготовились к серьезной плановой операции, которая была заранее разработана в деталях. Этой операцией было приведение в действие черного списка, составленного ОУН незадолго до начала второй мировой войны на выдающихся представителей львовской интеллигенции. Украинские националисты, подготовляя этот список, следовали бесчеловечным инструкциям своего руководства.
Черный список был передан летом 1940 года Мельником и Бандерой руководителям фельдгестапо в Кракове. Он состоял из фамилий, персональных данных
3 июля 194) года черный список ОУН после соответствующей разработки был роздан в Бурсе Абрагамовичей офицерам и младшим чинам фельдгестапо, которым надлежало провести ночную операцию.
С наступлением темноты шоферы стали готовить машины. Группе солдат было приказано подыскать подходящее место для совершения операции и подготовить его надлежащим образом. Солдаты отправились на розыски и вскоре нашли такое, вполне подходящее, место с их точки зрения. Это была укромная лощинка в каких-нибудь 300 метрах от Бурсы Абрагамовичей, запрятанная в изгибах холмов. Преимуществ у этой лощинки было много. Находясь неподалеку от Бурсы Абрагамовичей, она в то же время была совершенно закрыта грядой Вулецких холмов и от этого здания и от соседних с ним домов. Гряда холмов была тем естественным прикрытием, которое могло бы перехватывать все пули.
Ближе к полуночи одна за другой машины со стрелками-молниями на бортах — знаками СС — выехали из ворот Бурсы Абрагамовичей. По странному совпадению обстоятельств, ученые и научные работники Львова, внесенные в первый черный список, реализация которого началась ночью 3 июля, в основном жили в трех районах города: на улице Котляревского жили профессора расположенного поблизости Политехнического института, на улице Богуславского — профессора Антоний Цешинский и Станислав Пилят и по улице Романовича — медики. Проживание лиц, внесенных в черный список ОУН, по соседству друг с другом облегчало гестапо молниеносность «операции».
Оперативные группы гестаповцев стали врываться в квартиры ученых.
Одна из машин со стрелками СС остановилась возле украшенного узором из разноцветных кирпичей особняка на улице Богуславского. Гестаповцы поднялись на второй этаж, к нужной им квартире 4. После того как ее обитатели были разбужены ударами в дверь и надрывным звуком звонка, все остальное происходило так:
— Вы профессор Цешинский?
— Да.
— Где ваш кабинет?
Когда ночные пришельцы зашли в кабинет профессора, его сын, студент медицинского института, забежал туда из спальни. Два фашиста в форме гестапо навели на него пистолеты.
— Говоришь по-немецки? — крикнул один из офицеров молодому Цешинскому.
Тот ответил утвердительно.
— Садись вот в это кресло, напротив меня, и не двигайся. Двинешься — застрелю отца. Понятно? — С этими словами он прижал дуло револьвера к груди старика Цешинского и приказал ему: — Одеваться!
— Вы меня арестовываете? — спросил профессор.
—
— У вас есть письменное распоряжение об аресте или вашим единственным документом является оружие? — спросила жена профессора.
— Вполне достаточно и моего мундира! — с бахвальством ответил гестаповец. — Взять документы!
— Я должен захватить с собою и научные дипломы?
— Обязательно.
— С какой целью вы забираете моего мужа?
— Узнаете на месте, — ответил фашист и, обращаясь к профессору, спросил с интонацией уже менее официальной: — Почему вы так хорошо говорите по-немецки? Вы — немец?
— Нет, поляк. Я изучал медицину в Мюнхене, там защитил докторскую степень, поэтому говорю по-немецки.
Офицер обратил внимание на библиотечный шкаф. Он подошел к нему и, указывая на одну из полок, заставленную книгами, спросил:
— Что это за книги?
— Мои труды.
Гитлеровец выдернул наугад одну из книг и спросил:
— А что это за книга?
— Мой учебник рентгенологии на немецком языке. По нему обучаются все стоматологи в Германии и в других странах.
Ответ этот не произвел особого впечатления на офицера. Он подошел к столу и стал перебрасывать фотографии и страницы последнего труда профессора Антония Цешинского.
— Я могу пойти в ванную комнату? — спросил профессор.
— Нельзя.
Профессор надел пиджак. Жена протянула ему носовой платок и пару запасных носков. Фашист отвел в сторону ее руку, сказав:
— Это ему не понадобится!
Розалия Цешинская протянула мужу флакончик с лекарством.
— Что это? — спросил офицер.
— Лекарство дигиталис. Мой муж сердечный больной и всегда употребляет это лекарство.
Фашист взял флакончик, повертел его в руках, понюхал и, отложив на стол, сказал:
— Это ему не понадобится. Поторапливайтесь, возьмите все документы и вашу медаль!
В своем лечебном кабинете профессор достал документы и диплом вместе с медалью Миллера, о которой напомнил немец. (Следует заметить, что в этой большой медали было около 250 граммов чистого золота.) Медаль Миллера была присуждена профессору Цешинскому в 1936 году за выдающиеся заслуги в области стоматологии от имени 52 государств и в их числе от имени СССР. Гестаповец взвесил медаль на ладони и, спрятав ее в футляр, сунул в карман.
— Радио есть? — как бы маскируя это свое движение, спросил он быстро.
— По приказу ваших властей я сдал его немедленно, — объяснил профессор.
— Не обманываете?
— Могу вам дать честное слово.
— Вы не немец, чтобы могли давать честное слово.
Профессор Цешинский вздрогнул и хотел ответить на это, как и следовало, но жена удержала его. Он молча надел макинтош, взял шляпу, попрощался с семьей.
— Идите! — прикрикнул на профессора гестаповец, не сводя с него револьвера.