Под флагом цвета крови и свободы

Франк Екатерина

– Лучше?

Эрнеста находилась совсем рядом с ним – бочка, хоть и достаточно вместительная, оставалась лишь бочкой – и ее стройное, гладкое темное тело, все его линии и формы оказались полностью открыты его взгляду. На мгновение перед внутренним взором Эдварда возник образ Мэри – мягкие нежные руки, белая кожа, глаза цвета драгоценнейших сапфиров и ровные волны золотых кудрей – что, если бы она точно так же… Нет, никогда он не смог бы даже представить ее в подобном состоянии! Пиратке и дочери пиратов, бесстыдному порождению Нового Света, не знающей элементарных правил приличия, в достойных семьях

впитываемых с молоком матери, не видящей ничего дурного ни в своем поведении, ни в способе заработка грабежом и убийством, позволительно так себя вести, но не ей, его непревзойденному идеалу, светлому ангелу, его…

Эрнеста, закончив растираться мокрой тряпкой, которой же и зачерпывала воду, вооружилась какой-то склянкой и стала из нее поливать волосы какой-то субстанцией, слабо отдававшей цветами и заметно сильнее – запахом каких-то трав и солью. Затем взяла в руки гребень, а склянку бесцеремонно вручила Эдварду:

– Держите. Вам тоже не помешает вымыть голову.

– И часто вы… пользуетесь этим средством? – хмуро отозвался он, рассматривая склянку не без сомнения. Эрнеста тряхнула мокрыми волосами, даже теперь не утратившими обычной пышности:

– Я все-таки женщина и не хочу, чтобы на меня нельзя было взглянуть без отвращения. Хотя, надо признаться, периодически возникает желание побриться наголо, – хмыкнула она, с усилием прочесывая спутанный локон на затылке. Эдвард, растерявшись, буркнул:

– Вам больше идет так. С волосами, я имею в виду.

– Ага. Только поэтому я их и терплю, – отложив гребень, она снова потянулась за тряпкой. Вымытые волосы сразу же начинали благодарно виться в длинные волнистые плети, с кончиков которых капала вода. Покончив с мытьем, Эрнеста первой выбралась из бочки, наскоро надела чистые штаны и рубашку, подхватила с пола мокрые вещи и распорядилась:

– Сейчас повешу все и вернусь, а вы пока устраивайтесь на сундуке. Сменный тюфяк, подушка и простыни внутри.

– Хотите сказать… Я не собираюсь ночевать здесь! – побледнев, возмутился Эдвард. На лице девушки не дрогнул ни один мускул:

– Как хотите. Тогда возьмите только простыню, завернитесь в нее и ступайте в кубрик. Думаю, ваши товарищи отнесутся к этому с больши–им пониманием, – с усмешкой прибавила она, закрывая за собой дверь.

На палубе все еще было промозгло и сыро, но, во всяком случае, тихо: волны почти улеглись, и в стремительно сгущавшихся вечерних сумерках легко было представить, что никакого шторма на самом деле и не было. На капитанском мостике виднелась одинокая ссутуленная фигура Рэдфорда, чуть заметно покачивавшегося за штурвалом в такт движению корабля. Развесив вещи на растянутом возле камбуза канате, куда меньше всего долетали соленые брызги, Эрнеста незамедлительно направилась к нему:

– Джек, ты чего? Тебя же ноги не держат, иди отдыхать!

– Я… Я всех отпустил. С вахты. Пусть отоспятся, хорошо сегодня поработали. Ты тоже… иди. Мы с мист… ром Макферсоном сами… подежурим, – с трудом фокусируя на ней взгляд так и норовивших захлопнуться глаз, пробормотал Рэдфорд. Эрнеста решительно приобняла его за плечи:

– Джек, пошли спать. Раз такое дело, мы эту вахту с мистером Макферсоном сами отстоим.

– Н–нет… Нет. Ты уже два дня подряд была.

Сам, я сам…

– Это не обсуждается, – девушка мягко, ненавязчиво подпихнула его в сторону от штурвала и по направлению к капитанской каюте. – Твой Генри наверняка уже десятый сон видит, да и мистеру Дойли без меня уютнее будет.

– Т–ты что, во… вобоб… вообще никогда спать не хочешь? – растерянно поинтересовался Джек, зевая и потирая ладонью слипающиеся глаза. Эрнеста невесело усмехнулась:

– Нет, в последнее время что-то совсем не хочется. Такое снится, что врагу не пожелаешь. Ты иди, Джек, иди скорее – сам знаешь, я испанца не просплю…

– Я… Макферсон придет… скоро… И ты тогда иди спать сразу, ладно? – На секунду Рэдфорд почти проснулся, со вполне внятной тревогой взглянув на нее – но на лице Эрнесты не отразилось ничего, кроме спокойной усмешки:

– Спасибо, Джек.

В ответ раздался звук медленных, неверных шагов по палубным доскам, негромкий скрип открывшейся двери, звук проворачивающегося в скважине замка. А затем стихло все – и на палубе «Попутного ветра» наступила такая долгожданная тишина. Едва слышно ступая босыми ногами, Эрнеста прошлась вдоль борта, прислонилась спиной к прохладному в этот час дереву фок–мачты и медленно опустилась на колени у ее подножия, закрывая ладонями измученные уши и глаза. С тех пор, как она ступила на борт этого корабля, впервые она оказалась среди такой тишины совершенно одна – и впервые после того, как покинула тот ненавистный остров, тихо, глухо и беспомощно зарыдала.

Глава VII. Неожиданные поступки

Эрнеста все еще стояла на коленях на палубе, когда за ее спиной послышались тихие шаги:

– Сеньорита? Сеньорита, вы что?.. – Эдвард в растерянности уселся рядом с ней и тронул за плечо. Девушка увернулась от прикосновения и вытерла ладонью глаза.

– Сами ведь знаете, так к чему спрашивать? – хрипло выговорила она, старательно пряча от него лицо.

Дойли промолчал, осторожными, мелкими движениями поглаживая ее локоть. Выждав, негромко спросил:

– Он был таким хорошим человеком? Достойным ваших слез?

– Самым лучшим, – без колебаний ответила Эрнеста. – Он был мне как старший брат после гибели родителей. Всегда защищал во время боя, лез в драку, когда кто-нибудь говорил, что женщине не место на корабле… Даже, смешно сказать, откладывал мне лучшие кусочки еды, говорил, что нужно правильно питаться, не то можно заболеть. Он ведь хотел покончить с собой там, на острове, – изменившимся голосом прибавила она вдруг, и Эдвард, поняв, уточнил:

– Чтобы вам не пришлось тратить на него силы и припасы?

– Да, – глухо ответила Эрнеста; положив подбородок на колени, она сидела совсем неподвижно, и лишь ее длинные темные волосы трепал переменчивый ветер, в котором уже едва угадывались нотки недавней неукротимой мощи. – Человеческая жизнь – это чудо, мистер Дойли. То, что вам раз за разом удается спасать других, у нас, пиратов, считается особым благословением моря.

– По такой логике, любой деревенский врач является чуть ли не святым, – снисходительно усмехнулся Дойли, но, поймав ее вдруг ставший серьезным и острым взгляд, смутился: – На моем месте мог оказаться кто угодно другой.