Под горой Гедимина
Шрифт:
Лина записала: «Попов Митя собирал всё железное».
Потом она положила карандаш, посмотрела на тетрадку и подняла голову:
— Вот, ребята… Пройдёт время, кончится война. Жизнь станет хорошая, мирная, одним словом — замечательная! И захотят люди узнать: а что пионеры? Помогали они Родине во время войны? Ну там, известно, отдельные пионеры были на фронте разведчиками, героями даже… Многие пионеры постарше работали в цехах на заводах. А вот такие ребята, вроде вас, что они делали? — Лина взяла в руки тетрадку. — Вот найдут люди эту нашу скромную
Ребята молчали. Это учёное выражение совсем не подходило к обыкновенной школьной тетрадке с портретом маленького кудрявого Пушкина на обёртке.
А Лина убрала тетрадку в шкаф и вернулась к столу:
— Вот я сейчас в цехе вижу, как люди работают. Недосыпают, шатаются от усталости, а не отходят от станка. Чтобы побольше дать наших «игрушек», — она искоса взглянула на Нойку, — для фронта…
Она долго говорила. Миша внимательно слушал её, и ему всё время представлялся огромный цех. Во всю его длину тянутся станки. У станков стоят рабочие, и все выполняют очень важную, очень нужную для победы военную тайну.
Потом Лина потуже стянула пёстрый платок и сказала:
— А теперь, ребята, как всегда, споём нашу, отрядную!
Она села к роялю, ударила по клавишам огрубевшими от работы в цехе пальцами и негромко запела:
Играйте, горнисты, тревогу!Ударь, барабанщик, сильней!..Солнце зашло. В пионерской комнате становилось всё темней. В полумраке тускло блестели толстые ноги рояля. Ребята выстроились полукругом позади Лины и, чуть покачиваясь с ноги на ногу, подпевали:
Отряды идут на подмогуВеликой Отчизне своей…Когда спели всю песню, Лина поднялась:
— Всё! Тимуровский сбор объявляю закрытым.
Она опустила крышку рояля, и какая-то струна низко, протяжно прогудела.
— Теперь вот что, ребята, слушайте, — сказала Лина. — Встретиться мы сможем только через месяц. У нас в цехе много срочной работы.
— Через месяц? — протянул Нойка.
— Да. Сегодня тринадцатое июля. Значит, тринадцатого августа. Придёте?
— Придём! — ответили ребята.
Миша ещё не знал, что через месяц он будет далеко-далеко от Лины, от товарищей, от Москвы. Поэтому он тоже твёрдо и уверенно сказал:
— Придём!
Глава третья
«ЧТО ВЗЯЛИ?»
Конечно, Мишина мама тревожилась. Шутка ли сказать: по радио давно объявили «Московское время двадцать два часа», а Миши всё нет как нет!
То и дело подходит она к зашторенному окну. Синяя бумажная штора во многих местах продрана. По краям она залохматилась и висит бахромой. Свет так и пробивается на улицу.
В
— Эй, шестая квартира, щёлочка! — кричал он. — Эй, Селивановы! Просвечивает!
А сейчас уже не то. Пусть просвечивают и Селивановы и шестая квартира, ничего! Скоро конец войне, скоро победа, скоро и вовсе снимут эти опостылевшие синие бумаги.
Из окна в смутном свете луны Мишиной маме виден кусок бульвара, дома, деревья, ограда, каменный Тимирязев… Вдоль ограды стоят военные грузовики. На них возвышаются большущие котлы. Но это не котлы — это прожекторы. Около них возятся красноармейцы, что-то там налаживают, подкручивают…
«Значит, будет салют, — думает Наталья Лаврентьевна. — Но где же Миша так поздно?..»
Она опустила штору и вернулась к столу, где давно уже остыл ужин для Миши — картошка и чай. Она взялась было за краски, но работа не ладилась. Она поднялась и снова подошла к окну. Тут-то наконец и мелькнул знакомый сигнал: свет — темно — свет!..
Наталья Лаврентьевна сразу же позабыла о том, что только что сердилась на сына.
— Где ж ты пропадал так поздно?
— Мама, это всё из-за Лины… Она задержала нас…
— Ладно уж, садись, поешь, неугомонный!
— Это я будь готов — всегда готов! — сказал Миша и сел за стол.
— А руки?
Миша посмотрел на свои руки. Это были обыкновенные мальчишеские руки — в ссадинах, в царапинах, не очень чистые, но и не слишком грязные. Он быстро повернул их ладонями вверх:
— Видишь — чистые!
— А это? А это?
— Это — загар… Ещё с лагеря.
— «Загар»! Марш на кухню, да с мылом, с мылом!
Делать было нечего. Миша поплёлся на кухню.
После ужина он сказал:
— Мама, можно — я немножко почитаю?
— Спать надо!
— Мама, я чуточку!
— Знаю я твои чуточки!
— Нет, правда, я капельку.
Миша сел читать. Только читал он не книгу, а рукопись. Это папка, а в ней — страницы. Это только так называется «рукопись», а на самом деле там всё напечатано на машинке.
Рукописи приносит мама. Она художница и рисует картинки для книг. Вот она принесёт из редакции какую-нибудь рукопись, нарисует к ней картинки, а потом, через несколько месяцев, выходит готовая книга. И всегда на ней где-нибудь маленькими буковками напечатано: «Рисунки Н. Денисьевой».
Недавно она принесла замечательную рукопись. Называется: «Миклухо-Маклай. Дневники». Это про знаменитого русского путешественника.
Миша как начал читать, так уж не смог оторваться. Раньше он мечтал стать артистом, или чтецом, или диктором. Но сейчас он понял: никаким он артистом не будет, а будет знаменитым путешественником, как Миклухо-Маклай. Он тоже будет открывать новые земли, изучать нравы народов, вести дневники…
Миша перелистывает страницу за страницей. Он не слышит, как по радио кто-то играет на скрипке, как шумят машины за окном, как мама говорит ему: