Под горой Метелихой(Роман)
Шрифт:
Тракторов под навесами не видно, а на бетонной площадке перед въездом в мастерскую сиротливо стоит единственная полуторка с обшарпанными бортами и на трех скатах. Под левый передний диск подсунут чурбак.
Через дорогу — бревенчатое строение конторы. У крыльца — директорский «козлик» с откинутым брезентовым верхом. Шофёр спит на заднем сиденье, одна нога его в стоптанном пыльном сапоге покоится на спинке. По другую сторону от крыльца — газетная витрина, Доска почета с выгоревшими фотографиями передовиков соревнования.
Владимир остановился у этого щита: «Колос» на четвертом месте. Лучше всего дела у татарского колхоза «Берлик». Цифры выведены мелом, выписаны
Чтобы заставить себя не думать о том, что ожидает его дома, Владимир принялся сравнивать данные по колхозам. Складывал, вычитал проценты, пересчитывал вновь, сожалея при этом, что больше нечем заняться и идти всё равно надо. Не стоять же тут до обеда! Хорошо и то, что никто не окликнул его на улице; рано еще, не проснулась деревня. А зачем, собственно, понадобилось ему тащиться в Каменный Брод? Нет ведь ни матери, ни жены. Одно остается, что там родился. Ну и что? Не всё ли равно, где теперь мытариться.
«Сеять пора бы, а у них еще и рожь не вся сжата, — насильно повернул свои мысли Владимир. — Что же это ты, Андрон Савельевич? У соседей восемьдесят пять — девяносто процентов сжато колосовых, а у тебя и семидесяти нет? Неужели и ты сдавать начал?» Попытался представить себе Андрона, а вместо него другое лицо увидел. Насупился, отвернулся в сторону. И тут — шаги на крыльце конторы. Трое вышли.
В переднем Владимир без труда узнал Карпа Даниловича. Постарел тот заметно, в плечах сжался, без бороды совсем другим выглядит. А лицо всё такое же смуглое: с молодых лет задубело оно от кузнечного горна; взгляд живой, с прищуром. За Карпом спускается по ступенькам и придерживается за перила невысокий мужчина в армейской фуражке с темным околышем, а в дверях остановился еще один — высокий, в кожаной куртке. Глянул Владимир на эту куртку, дернулись у него жилы под тугим воротником гимнастерки, — куртка-то его, Владимира! Еще раз стегнул взглядом, теперь уже выше — по лицу главного агронома, а тот ухватился рукой за стояк, да так и остался на месте.
А Карп уже обнимает, тискает жесткими пальцами:
— Владимир Степаныч! Володька!! Нежданно-негаданно! Жив и здоров?! Руку-то я тебе не помял ненароком? Знаю, брат, всё знаю! Ну вот и вернулся! Спасибо, что тропку старую не забыл!
— А я теперь, дядя Карп, вроде слепого коня, — ответил Владимир, осторожно высвобождаясь из крепких объятий Карпа. — Ноги сами с большака свернули.
— Вот и славно! А мы, видишь, засиделись. Сам понимаешь — в неделю раз видимся. Съехались что-то уж за полночь, слово за слово, смотрим, светло на дворе. И опять — в разные стороны. Так оно и идет время-то — колесом. День ли, ночь — различать перестали. А ты ведь голодный небось? — спохватился Карп. — Давай, брат, ко мне! Старуха сейчас нам яишенку… Я ведь теперь тут и живу, рядом!
— В другой раз, в другой раз, дядя Карп, — отнекивался Владимир. — Дома тоже ведь ждут.
— И то, парень, верно: ждут.
Карп растолкал шофёра. Пока тот протер глаза и сообразил, что от него требуется, к Владимиру подошел человек в армейской фуражке, пожимая руку назвался Семеном Калюжным. Высокий, в куртке Владимира, по-прежнему оставался в проеме двери, не решаясь заговорить.
— А это — наш агроном, — как ни в чем не бывало обернулся к Владимиру Карп и кивнул при этом в сторону третьего своего товарища, говоря ему с грубоватой веселостью: — Ну чего ж ты, Вадим Петрович, к месту прилип? Иди поздоровайся с первым каменнобродским трактористом! Дымов это, Владимир Степаныч!
Дымов молчал, искоса поглядывая на того, кого Карп назвал
— Стало быть, так и сделаем, Семен Елизарович, — говорил между тем Карп, обращаясь к соседу Владимира. — Поезжай в Кизган-Таш. Завезешь нашего героя-танкиста домой, а сам по круче — за Каменку. Разберись там с претензиями Хурмата, а мы с Вадимом Петровичем — в Константиновку. Ты уж, Владимир Степанович, не обессудь! На недельке выкроим времечко, скопом нагрянем, а лучше того — пришлю за тобой машину да потолкуем уж обо всем за стаканчиком. Договорились? Давай!
Карп долго не выпускал руки Владимира, помог ему сесть в машину и многозначительно глянул при этом на Семена.
Калюжный забрался на заднее сиденье, «козлик» фыркнул, прокашлялся и, оставляя за собой струйку синеватого дыма, проворно юркнул в переулок. Владимир не оборачивался.
«Только бы этот еще не начал уговаривать, — подумал он про Калюжного, чувствуя на себе пристальный взгляд механика, — не стал бы на что-нибудь намекать». А Семен и не собирался этого делать, — он-то уж понимал, какой ценой досталось Владимиру его самообладание при неожиданной встрече со Стебельковым и какая буря клокочет сейчас в груди бывшего тракториста и бригадира.
Затянувшееся молчание становилось тягостным, и Владимир первым нарушил его. Спросил, сколько сейчас тракторов в МТС и жив ли старенький ХТЗ, на котором лет десять назад он работал. Оказалось, что трактор жив, находится в одной из бригад «Колоса» и работает на нем девчонка, чуть ли не ровесница внуку Андрона.
— Вот из кого работяга выйдет! — принялся на все лады расхваливать Семен Андрейку. — Недавно мы с директором МТС на его участок бригадиров всей зоны возили. Человек двадцать набралось! Знаете, какая у него уродилась пшеница? Самое малое тридцать центнеров с гектара! В газете было.
Владимир слушал рассеянно и не сразу понял, о каком участке идет речь и откуда у семиклассника Андрейки такой урожай. Семен повторил и, видимо обрадовавшись, что есть о чем поговорить, рассказал Дымову всё, что знал про Андрейку и школьных его дружков. Как Пашаню они опознали в сторожке Мухтарыча, как с Митюшкой собирались бежать к партизанам, как задолго до этого разработали вместе с Мишкой специальный шифр для своей переписки и чем окончилась эта мальчишечья затея.
— Вы понимаете, к вам ведь, под Псков, пробираться думали, в Партизанский край, — уточнил Калюжный. — А старший брат этого самого Митюшки — летчик, теперь-то уж, кажется, майор, — по их замыслу, должен был перебросить беглецов через линию фронта. И сухарей себе наготовили, и письмо родителям написали. Всё честь честью!
Владимир повернулся к рассказчику:
— Под Псков, говорите?
— Вот именно! И непременно вас разыскать намеревались!
— Меня?! — с еще большим изумлением переспросил Владимир. — Это как же известно им стало, что я находился там?
— Да этот же самый летчик, сын соседки Андрона, матери написал, что своими руками из самолета ящики с патронами вам передавал! В октябре или а ноябре это было. А когда догадался, что это вы, по известным ему приметам, вас уже около самолета не оказалось. Побежал к командиру отряда, тот ему и сказал: «Точно, Дымов Владимир Степанович, есть такой». Все мы тут это знали. А перед самым праздником в «Правде» Указ прочитали о награждении вас орденом Красного Знамени.