Под грузом улик. Неестественная смерть

Сэйерс Дороти Ли

Последнее замечание было адресовано бутылке с бензином, поскольку Эллен в это время, высунув голову из окна, разговаривала с егерем.

Суперинтендант полиции в Рипли принял лорда Питера сначала холодно, а затем со смешанным чувством профессионала к детективу-любителю и официального лица к сыну герцога.

– Я приехал к вам, – пояснил Уимзи, – поскольку ваш подход к таким делам намного эффективнее моего любительского. И, полагаю, ваша отлаженная организация плотно занимается этим случаем.

– Естественно, – ответил суперинтендант. – Хотя совсем непросто, не зная номера, отследить неизвестный мотоцикл. Вспомните убийство в Борнмуте. – Он печально покачал

головой и принял вид «только между нами». – Мы сначала не связывали преступника с делом о номерных знаках. – Суперинтендант сбился на чересчур непринужденный тон, который дал понять лорду Питеру, что именно его замечания впервые установили эту связь в мозгу официального лица в последние полчаса. – Разумеется, если бы мотоцикл без номеров заметили в Рипли, то немедленно остановили бы, а с номерами Фулиса езда была надежной как… Английский банк! – завершил он фразу всплеском остроумия.

– Свещенник потрепал себе нервы, – кивнул Уимзи. – Бедолага. Да еще так рано утром. Полагаю, все это приняли за розыгрыш?

– Не без этого, – признал суперинтендант. – Но, выслушав вас, мы приложим все силы, чтобы найти неизвестного. Думаю, его светлость не слишком расстроится, узнав, что этот неизвестный обнаружен. Положитесь на нас. И если мы найдем его или номера…

– Спаси и благослови нас Господь! – неожиданно живо отреагировал лорд Питер. – Не думаю, что вам стоит тратить время на поиски номеров. Он свинтил номер священника уж точно не для того, чтобы афишировать в округе собственный. По номеру можно узнать его фамилию и адрес. Но пока он у него за пазухой, вы в тупике. Простите, суперинтендант, что навязываю свое мнение, но мне больно думать, что вы потратите усилия напрасно: будете прочесывать пруды и переворачивать груды мусора в поисках номерных знаков, которых там нет. Лучше прошерстите железнодорожные станции – ищите молодого человека ростом шесть футов один или два дюйма, в обуви десятого размера, в пальто от «Барберри» с потерянным поясом, с глубокими царапинами на руках. Вот мой адрес. Я буду очень признателен, если вы дадите мне знать, как идут дела. Неприятная для моего брата ситуация. Он чувствительный человек, очень переживает. Кстати, я птица перелетная: сегодня здесь, завтра там, – так что телеграфируйте о новостях в два адреса: в Риддлсдейл и в Лондон, на Пикадилли, сто десять «а». Окажетесь в столице, буду рад вас видеть. А сейчас извините и разрешите откланяться – много дел.

Возвратившись в Риддлсдейл, лорд Питер застал за чайным столом нового гостя. При его появлении тот поднялся во весь свой величественный рост и протянул красивую выразительную руку, способную принести удачу любому актеру. Актером он не был, но в драматические моменты считал свою руку полезной. Великолепная фигура, подвижность головы, прекрасная мимика. Черты лица безукоризненны, глаза жестоки. Вдовствующая герцогиня однажды заметила: «Сэр Импи Биггс – самый симпатичный в Англии мужчина, но ни одна женщина не оценила бы его и в два пенса». Холостяк тридцати восьми лет, он отличался учтивым красноречием, но был объектом для безжалостного препарирования враждебными наблюдателями. Его неожиданным увлечением стало разведение канареек. Кроме их пения, он не воспринимал никакой музыки, разве что красоту речей на заседаниях суда.

Гость ответил на приветствие Уимзи гулким, красивым, полностью подвластным ему голосом. Трагическая ирония, колкое презрение и беспощадное возмущение – вот те чувства, которыми сэр Импи Биггс влиял на присяжных и судей. Он преследовал убийц невинных, защищал оклеветанных и, пробуждая умы, держался как кремень. Уимзи заверил гостя, что рад его приходу, но голосом необычно сухим и прерывающимся.

– Вы сейчас от Джерри? – спросил он и повернулся к Флемингу: – Поджарьте

свежие тосты, пожалуйста. Как он? Бодрится? Не знаю другого человека, который, как Джерри, умеет находить выход из любой ситуации. Я и сам люблю приобретать новый опыт, знаете ли. Ненавижу только, когда мне затыкают рот, а другие идиоты портят мое дело. Нет-нет, я не про Мерблса или вас, Биггс. Имею в виду только себя, то есть человека, который был бы мной, если бы я был Джерри. Вы следите за моей мыслью?

– Я только что попросила сэра Импи, – вступила в разговор герцогиня, – чтобы он убедил Джеральда признаться, что тот делал в саду в три утра. Будь я тогда в Риддлсдейле, ничего подобного не случилось бы. Мы все, разумеется, понимаем, что Джеральд не совершил ничего дурного, но нельзя надеяться, что присяжные воспримут это так же. Низшие сословия очень предвзяты. Это абсурдно с его стороны, но сам Джеральд не понимает, что ему необходимо открыться. У него нет выбора.

– Я сделаю все возможное, герцогиня, чтобы его убедить, – пообещал сэр Импи. – Но наберитесь терпения. Сами знаете: законники любят небольшие тайны. Если все начнут говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, нам всем придется уйти в отставку и податься в работный дом.

– Смерть капитана Кэткарта очень загадочна, – заметила герцогиня. – Но если принять во внимание то, что о нем всплыло, – для сестры моего мужа это удача.

– Полагаю, Биггс, вам не удастся убедить присяжных, что смерть капитана наступила вследствие кары небесной, – заметил лорд Питер, – как наказание за попытку втереться в наше семейство посредством брака.

– Бывают и куда более нелепые вердикты, – холодно парировал Биггс. – Вы удивитесь, но присяжных можно убедить в чем угодно, если постараться. Помню, однажды на выездной сессии суда в Ливерпуле…

Пока он предавался воспоминаниям, лорд Питер рассматривал его точеный профиль на фоне огня. Адвокат напоминал ему Дельфийского возничего, был таким же красивым и общительным.

Только после ужина сэр Импи открыл свои мысли Уимзи. Герцогиня отправилась в постель, а двое мужчин остались в библиотеке одни. Прислуживал Бантер, и лорд Питер в строгом костюме был весь вечер необыкновенно сумбурным и оживленным, но теперь взял сигару, выбрал самое большое кресло и замолчал.

Сэр Импи Биггс с полчаса мерил шагами комнату и курил. А затем решительно подошел к лорду Питеру, порывисто включил настольную лампу так, чтобы она светила в лицо собеседнику, и сказал:

– Так вот, Уимзи, я хочу знать все, что знаете вы.

– Да неужели? – Питер поднялся, отключил лампу, перенес на боковой столик и, улыбнувшись спросил: – Это называется «не оказывать давление на свидетеля»?

– Мне все равно, как это называется. Только бы вы проснулись. – Биггс остался невозмутимым.

Лорд Питер вынул изо рта сигару, склонив голову, посмотрел на нее, аккуратно повертел и, решив, что пепел продержится на листьях еще минуту-другую, молча продолжил курить, пока падение пепла не стало неотвратимым. Затем снова вынул сигару изо рта, стряхнул пепел точно в центр пепельницы и начал повествование, опуская только тему чемодана и полученную Бантером от Эллен информацию.

Сэр Импи слушал, как раздраженно отметил Питер, с выражением, уместным на перекрестном допросе, иногда перебивая проницательными уточнениями. Сделал для себя несколько пометок, а когда Уимзи завершил рассказ, задумчиво постучал пальцами по записной книжке.

– Думаю, у нас есть шансы выиграть это дело, – наконец заключил он. – Даже если полиция не найдет вашего таинственного господина. Конечно, молчание Денвера – досадное осложнение. – Адвокат на мгновение прикрыл глаза. – Так вы сказали, что направили полицию на поиски этого типа?