Под игом
Шрифт:
Этим двум, беспорочным и честным сердцам не нужно было ни многих месяцев, ни многих слов, чтобы понять друг друга. Каждый день Огнянов расставался с девушкой все более очарованный и счастливый. Любовь к Раде стала цвести и благоухать в его душе рядом с другой любовью — к родине. И одна любовь была как исполинская сосна, ожидающая бурь и метелей, другая — как нежный цветок, жаждущий солнечного света и росы; но обе выросли на одной почве, только под двумя разными солнцами…
И все-таки тревожные мысли часто вонзались, как пули, ему в сердце. Что будет
Нет, он обязан открыть ей все, сорвать пелену с ее глаз, сказать ей, с каким человеком она готова связать свою жизнь. Эти мысли жестоко терзали его честную душу, и он решил поговорить с Радой откровенно, исповедаться ей во всем.
Он отправился к Раде.
Рада переселилась из монастыря в комнату при школе, скромно, даже бедно обставленную. Единственным украшением этой комнаты была сама хозяйка.
Огнянов толкнул дверь и вошел.
Рада встретила его, улыбаясь сквозь слезы.
— Рада, ты плакала? О чем, голубка?
Он нежно обнял девушку и погладил ее по раскрасневшимся щекам. Она отстранилась, вытирая глаза.
— Что с тобой? — спросил Огнянов, растерявшись.
— Здесь только что была госпожа Хаджи Ровоама, — ответила Рада дрожащим голосом.
— Она тебя оскорбила, эта монахиня? Опять мучила тебя? А, мои стихи!.. Смотри-ка, их топтали ногами! Рада, объясни мне, что случилось?
— Ах, Бойчо, госпожа Хаджи Ровоама увидела их на столе. Закричала: «Крамольные стихи!» Принялась их топтать и наговорила о тебе столько гнусностей… Как же мне не плакать?.
Лицо Огнянова стало серьезным.
— Что она могла сказать обо мне?
— Чего только не говорила! Ты и бунтовщик, и разбойник, и убийца,!.. Боже мой, неужели эта женщина не знает жалости!
Огнянов озабоченно взглянул на Раду и сказал:
— Слушай, Рада, мы с тобой познакомились, но до сих пор не знаем друг друга, или, вернее, ты меня не знаешь… Это моя вина. Скажи, ты могла бы меня полюбить, будь я таким, каким меня хотят изобразить некоторые люди?
— Нет, Бойчо, я хорошо тебя знаю. Ты благородный человек, и потому я тебя люблю.
И она с детской непосредственностью бросилась ему на шею и ласково заглянула в глаза.
Тронутый этой простодушной доверчивостью, Огнянов горько улыбнулся.
— И ты меня знаешь, правда? Иначе мы не полюбили бы друг друга, — шептала Рада, глядя на него большими блестящими глазами.
Огнянов нежно поцеловал их и проговорил:
— Рада, дитя мое, если я благородный
— Расскажи мне все, но для меня ты все равно останешься таким, как был, — промолвила она, смутившись.
Огнянов усадил ее и сел рядом с нею.
— Рада, Хаджи Ровоама сказала, что я бунтовщик. Но она не понимает значения этого слова; она называет каждого честного молодого человека бунтовщиком.
— Правда, правда, Бойчо, она очень злая, — быстро проговорила Рада.
— Но я действительно бунтовщик, Рада. Девушка бросила на него удивленный взгляд.
— Да, Рада, и — не только на словах, но и на деле: я веду, подготовку к восстанию.
Он умолк, она тоже не проронила ни слова.
— Весной мы начнем восстание; поэтому я и живу в этом городе, — продолжал он.
Девушка молчала.
— Вот мое будущее; будущее, полное неизвестности, грозящее всякими опасностями.
Рада растерянно посмотрела на него, но ничего не сказала. В этом холодном молчании Огнянов увидел свой приговор. Ему казалось, будто с каждым его словом любовь этой девушки угасает. Сделав над собой усилие, он продолжал свою исповедь:
— Вот мое будущее. А теперь расскажу тебе о своем прошлом.
Глаза Рады, полные тревоги, впились в его лицо.
— Мое прошлое, Рада, было еще более тяжким и бурным. Знай, что я восемь лет пробыл в заключении, в Азии, как политический преступник… и бежал из Диарбекира!
Девушка молчала, пораженная.
— Скажи мне, Рада, монахиня говорила и об этом?
— Не помню, — сухо ответила Рада.
Немного помолчав в мрачной задумчивости, Огнянов продолжал свой рассказ:
— Она меня называет разбойником и убийцей… Сама не знает, что говорит: не так давно обзывала меня шпионом. Но послушай…
Тут Рада почувствовала, что на душе у него есть что-то еще более страшное, и побледнела.
— Послушай, я убил двух человек, и это было совсем недавно.
Девушка невольно отодвинулась от него.
Огнянов не смел на нее взглянуть; он говорил, обернувшись к стене. Сердце его разрывалось на части, словно его терзали железными клещами.
— Да, я убил двух турок; я, который мухи не обидел…
Я был вынужден их убить, потому что они на моих глазах хотели изнасиловать девочку… и на глазах у ее отца, которого они связали. Да, я убийца, и мне опять грозит Диарбекир или виселица.
— Говори, говори… — прошептала она, сама не своя.
— Больше говорить нечего, теперь ты знаешь обо мне все, — дрожащим голосом ответил Огнянов.
На лице Рады он прочел страшный приговор и ждал его теперь из ее уст.
Рада бросилась ему на шею.
— Ты мой, ты самый благородный! — крикнула она. — Ты мой герой, мой прекрасный рыцарь.