Под капли дождя и слёз
Шрифт:
Что? Которую я люблю? Он действительно чуть не произнес это? Совсем с ума сошел! Он много лет не влюблялся ни в одну из женщин.
В изумлении он поднял на Салли глаза, ожидая увидеть на ее лице насмешку, а вместо нее обнаружил такую незащищенность и уязвимость, что пришлось напрячься, чтобы не припасть к ней и не сжать ее в своих объятьях.
Она поняла, что выдала свои чувства, и залилась густой краской. Но что-либо исправлять было поздно. Время не в силах изменить некоторые вещи, и такое глубокое, инстинктивное знание друг друга, было одной из них.
Не
— О чем я говорил? — начал он, спотыкаясь о слова.
А она, придя в себя быстрее, отрезала.
— Что в тот момент в тебе возобладал инстинкт сильного пола защищать тех, кто слабее.
— Да, что-то вроде того, — сказал он и решил, что пора менять тему. — Вчера я опять ездил в ту закусочную. Она сейчас закрыта за нарушения закона о продаже алкогольных напитков, но я нашел хозяина и показал ему фотографию Пенелопы. Пришлось немного потратиться, и, в конце концов, он сознался, что Пенелопа часто бывала в том месте в течение многих месяцев — до того, как ты приехала в город.
Салли уставилась в свою миску с рисом, как будто боялась, что она может прыгнуть на нее и укусить.
— Не может быть!
— Да уж. — Он пристально посмотрел на нее, но теперь она уже не пыталась скрывать то, что думает, и он решил идти до конца. — Он рассказал такие подробности… даже назвал ее маленькой сексапильной сучкой. Должен признать, термин не из моего словарного запаса, но, согласись, картину рисует впечатляющую.
— Да, — согласилась она таким же тусклым и безжизненным голосом, как унылый зимний пейзаж за окном. — Похоже, что так.
— Ты удивляешь меня, Салли, — мягко сказал он. — Я думал, ты начнешь опровергать все, доказывать, что это голословные утверждения. Напрашивается вопрос: почему? Что еще, кроме этого, тебе известно?
Это дало результаты, которых он добивался.
В нервном возбуждении она почти кинула миску с рисом на столик, вскочила с кресла, быстро прошла между мебелью к окну и осталась стоять там.
— Что еще может быть мне известно? — сказала она. — Пенелопа не откровенничала со мной.
— Вы были неразлучными подругами. Ты знала ее лучше, чем кто-либо другой.
— Это было раньше.
— А что между вами произошло?
Она плотно сжала губы, словно жалея, что вела себя слишком опрометчиво, и медленно подбирала слова.
— Просто я уехала. Мы больше не поддерживали контакта, поэтому я не могла знать, какие места она посещает. Мы только один раз собрались вместе обменяться новостями, и ты сам знаешь, чем это закончилось. Из-за моей глупости ты потерял жену.
— Что? — Он встал и подошел к ней. — Ты действительно считаешь себя виноватой в смерти моей жены?
Она отшатнулась от него, как пугливый ягненок.
— А кто еще виноват? Я сидела за рулем.
— Ты сидела за рулем ее машины, а это меняет дело. Может, объяснишь, почему так получилось?
— Нет, —
— Тогда я объясню. Она напилась, и за руль села ты. Ей это не понравилось. Тебе, наверное, пришлось силой отнять у нее ключи. Салли, так дело было?
Она ничего не ответила, все было ясно без слов. Кровь отхлынула от ее лица, и синяки стали еще темнее.
— Ты с трудом усадила ее на переднее сиденье, — продолжал он, — и либо ты не заметила, что она не пристегнулась, либо она наотрез отказалась застегнуть ремень. Поэтому, когда вы врезались в столб, ты сама осталась цела, а она вылетела из машины и разбилась насмерть.
Наконец, ключ был подобран, и ее прорвало, она говорила и говорила без остановки.
— Она не хотела уходить из бара, — начала Салли дрожащим голосом, как маленький ребенок, старающийся отогнать ночной кошмар. — Это было ужасно… отвратительно! Что она там творила! Ползала на четвереньках и орала дурным голосом такие вещи! Она превратилась в животное. Я не узнавала ее. Мне было так стыдно. Когда я все-таки умудрилась вытащить ее оттуда, она выронила сумочку, и я достала из нее ключи. Мы чуть не подрались, когда я усаживала ее в машину. Она потеряла всякий контроль, пыталась выдернуть ключи из зажигания, отнимала у меня руль. Машину занесло, завизжали тормоза… и я не сумела… не сумела…
— Я понимаю, — сказал он, ненавидя себя за то, что заставил ее снова переживать это. Он никак не мог успокоиться, и оставить все как было. — Знаешь, сколько раз я проходил то же самое? Со счета сбился.
— Да, но с тобой она всегда оставалась жива.
— Салли, это был несчастный случай, она сама его спровоцировала. Если бы ты позволила ей самой вести машину, погибли бы вы обе. Этого я бы не пережил.
— Надо было сразу ее остановить, не давать ей так напиваться. Ты должен ненавидеть меня за это.
Не задумываясь о последствиях, он подошел ближе и протянул руку к ее волосам. Этот невинный жест, которым он хотел лишь успокоить Салли, смягчить ее боль, вызвал стихийную вспышку. Пряди ее волос, словно мягкий шелк, заскользили между его пальцами, и, в следующий момент, его руки принялись ласкать ее лицо.
Всё ограничения, натянутость, осторожность, существовавшие между ними, рассыпались пеплом от одного толчка озарения, настолько острого, что по телу Салли пробежала судорога. Она подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но вместо этого прижалась к его груди, закрыв глаза.
Они оба уже были не властны над собой. Их губы слились в едином порыве, как будто прошлое никогда не стояло между ними. Дамба рухнула, и запретное желание хлынуло мощной струей. Одно мгновение, они задержались на расстоянии руки друг от друга, а в следующее, она уже была сжата в объятьях, и он неистово осыпал ее короткими поцелуями. С его губ тихим шепотом, сами собой, срывались слова:
— Разве я могу ненавидеть тебя? Ты была моей первой любовью… ты самое лучшее, что у меня есть.
— Перестань, — взмолилась она. — Тебе нельзя это говорить! Ты только что похоронил жену.