Под кодовым названием «Эдельвейс»

Ячейкин Юрий Дмитриевич

ПУЛЯ ИЛИ ВИСЕЛИЦА

Хейниш и мысли не допускал, что эта встреча с Кальтенбруннером будет последней в его жизни. О том, что произошло в полдень, он еще ничего не знал. Поэтому каждое слово шефа гремело, как гром с ясного неба.

— Вы припоминаете, о чем я вас спрашивал, когда вы прибыли в Берлин?

— Помню до слова!

— Я спросил о приехавшей с вами женщине.

— Да, спросили, — промямлил Хейниш, теряясь в догадках. Что случилось? К чему ведет шеф? Ясно одно: напоминает не напрасно.

— Я снова спрашиваю: кто она?

Хейниш молчал, собираясь с мыслями. Ведь он уже объяснял свои

благородные действия. Однако Кальтенбруннер и не ожидал ответа.

— Ваша красотка — русская шпионка! — отчеканил он.

— Что? — побелел Хейниш. — Не может этого быть! Ведь я сам, лично…

— Именно так… отвечать будете вы сами лично! Господину Мюллеру!

Но что произошло? — испуганно вырвалось у Хейниша.

— Неужели не знаете? — удивился шеф.

— Ничего…

— Невероятно!

— Я готов поклясться..

— Оставьте! Где ваш адъютант Майер?

— С утра отпросился к дантисту.

— Вы идиот, Хейниш! Законченный кретин! Ваш Майер давно продался большевикам!

— Но когда я нес службу на Кавказе…

— Вот именно! Он продался еще на Кавказе!

— Да откуда эти сведения?! Кто–то клевещет…

— Ну вот что, Хейниш, молчите и слушайте.

— Яволь!

— Сегодня арестовали вашу пассию. В тот момент, когда она работала с радиопередатчиком. Вы, Хейниш, пригрели ядовитую змею! Да еще поселили у явной пособницы врагов рейха! Ситуация позволила разоблачить и ее главного сообщника — вашего порученца Майера. Были ли у вас от него какие–либо служебные секреты? Молчите! Мой вопрос не требует ответа. И так все ясно, как божий день. Майеру удалось скрыться. К счастью, это не имеет значения: с его броскими приметами далеко не сбежишь. К тому же он прихватил ребенка Бергер и пса. Рыжий здоровяк с младенцем на руках и черной псиной любому бросится в глаза. Согласитесь, редкое зрелище! Арест Майера — дело нескольких часов.

— Кто бы мог подумать! — пролепетал Хейниш, — С ума можно сойти…

— Безумие вас не спасет! Обратимся к элементарной логике. Не этой ли черной изменой объясняется катастрофический провал вашей агентуры, оставленной на Кавказе? Все ваши резиденты там арестованы. А здесь, в Берлине? Вы работали под прозрачным «колпаком» русских! Воспитанники «Цеппелина», которых вы к ним забрасывали, присылали нам «дезу» под диктовку русских! В этом нет уже никаких сомнений. Последствия необратимы: оперативный отдел генштаба пользовался фальшивыми сообщениями и руководствовался ими во фронтовых действиях. Вот откуда проистекают наши, казалось бы, необъяснимые неудачи на Кавказе! Объективно оценивая все эти события, приходим к неопровержимому выводу: возглавляемое вами отделение «Цеппелина» нанесло удар в спину не русским, а нашему вермахту. Разве не так? Ну, теперь Мюллер припомнит вам покойного Гейлигена… Отдаете ли вы себе отчет в том, что ожидает вас у костоломов Мюллера? Я не удивлюсь, если вы и сами в руках его громил признаетесь в шпионаже в пользу русских… Мюллер из вас все жилы вытянет! По одной!.. А мне ваши принудительные признания ни к чему — лишняя морока и хлопоты. Ну? Хотите что–нибудь сказать?

Хейниш подавленно молчал. Не потому, что не хватало слов на какое–либо неуклюжее оправдание, а потому, что отчаянье лишило его речи. У него что–то невыразительно проклокотало в горле.

Кальтенбруннер утвердительно

кивнул, будто услышал исчерпывающее и недвусмысленное объяснение. А затем проговорил даже с нотками сочувствия:

— Вот вам на выбор, Хейниш: пуля или виселица.

На решение этой «дилеммы я даю вам целый час. Шестьдесят полноценных минут! Учтите: виселица вам обеспечена, если вы попадете в руки Мюллера, пуля спасет вас от пыток, если хватит мужества справиться самому… Ровно через час вас лишат оружия. Это — все! А сейчас идите домой. Пуля — это ваше личное дело.

— Яволь, — помертвевшим голосом отозвался Хейниш.

Он еле встал на ноги. Тело отяжелело, сделалось непослушным. Пошатываясь, пошел к выходу.

В приемной с его появлением поднялись со стульев двое — Пауль Шенк и плотный здоровяк с острым обезьяньим взглядом и тяжелой челюстью. Типичный убийца. Хейниш воспринял это как должное.

Если не он сам, то, вероятно, они… Рука у них не дрогнет… Ведь шеф прозрачно намекнул: «Мне ваши принудительные признания ни к чему — лишняя морока и хлопоты…»

Хейниш поплелся переходами к выходу. Убийцы — за ним. Хейниш прошел в кабинет и сел за стол.

…Ему вспомнилась теперь уже далекая беседа с фрейлейн Кристиной Бергер. Она состоялась летом прошлого года во время стремительного наступления на Владикавказ. Тогда фрейлейн прямо спросила Хейниша, в то время еще штурмбанфюрера СД:

«Я вижу, вы меня в чем–то подозреваете, господин штурмбанфюрер?»

Он засмеялся:

«Вы начинаете мне нравиться, фрейлейн! Боже мой, какой глупец берет в разведку очаровательных девушек? Красота — это особая примета, которая каждому бросается в глаза, а значит опасная. Разведка — дело внешне сереньких и неприметных людишек».

«А Мата Хари? — вызывающе возразила девчонка. — Я читала, что она была ошеломляюще красива».

Он поучительно заметил:

«Мата Хари и погибла из–за своей красоты. Но вы не ответили на мой вопрос. Так что же вас вынудило поспешить с работой?»

И она с достоинством ответила:

«Я немка, и мой долг — служить рейху!»

Девчонка даже сверкнула глазами.

Так провести его!.. Наивностью, очарованием, юностью… Кто же мог ждать такого изощренного коварства от вчерашней школьницы?..

А Майер? Возился с картами барона фон Шилинга… Выходит, майор Штюбе и следователь Кеслер, не доверяя никому, не ошибались в своих подозрениях… Когда расшифруют сообщение Кристины Бергер, не найдут ли среди них и сведений о «Голубой линии»? Наверняка они там есть! А если так… Нет, виселицы не миновать!

Хейниш поднялся из–за стола, подошел к серванту, откуда достал бутылку «Мартеля» и три хрустальные рюмки. Сел к столу и налил во все три до краев. Кому? Себе, Кристине Бергер и Вилли Майеру. Они незримо присутствовали здесь.

«За упокой души всех троих!» — мысленно произнес он и выпил из своей рюмки.

Потом вынул пистолет, приставил дуло к виску и нажал на спуск.

— Впервые вижу такого гостеприимного покойника» — сказал Пауль Шенк, указывая на полные рюмки.

— Не отравленные? — с подозрением спросил здоровяк.

— Тогда зачем было стреляться? Ведь свою он выпил…

— И то правда!

— Отправился на тот свет с рюмкой в руке. Даже интересно!

— Я слышал, покойник был компанейским человеком.