Под кожей
Шрифт:
Мальчики выходят из дома и спускаются по ступенькам крыльца. Они хватают свои самокаты и уносятся вниз по подъездной дорожке. Фрэнки даже не смотрит в мою сторону. Аарон останавливается рядом с моим окном. Я опускаю его.
— Я нарисовал картину на уроке рисования, с розовыми блестками и все такое. Хочешь посмотреть? — Его дыхание ударяется о стекло белыми струйками.
— Позже. Вернись в дом и надень куртку. Холодно.
— Но Фрэнки не надел куртку!
— Просто сделай это. Давай. — Я закрываю окно и выхожу из машины.
— Но я не знаю, где она!
— Разве ты не надевал
Аарон просто смотрит на меня своими огромными карими глазами.
— Нет.
— Почему, черт возьми, нет? Разве ма не знает, что по утрам температура около ноля? Тебе нужна куртка и перчатки. Каждый день. Иначе подхватишь пневмонию.
Его взгляд направлен на землю. Аарон пинает гравий.
— Что? Выкладывай.
— У мамы болела голова. Ты нас сегодня собирала.
Я закрываю глаза. Дрожь пробегает по позвоночнику. И вдруг я вспоминаю, как Фрэнк стучит в дверь моей спальни. «Собери мальчиков в школу. У меня работа по заготовке дров в Найлсе с Томми Джеем». И я, вынырнувшая из тяжелого сна, поспешно собираю бутерброды с арахисовым маслом и ананасами, расчесываю волосы Аарона, кричу Фрэнки, чтобы он почистил зубы, выталкиваю их обоих за дверь, чтобы они не опоздали, и холодный ветер ледяного серого воздуха. И Аарон, дергающий меня за рукав и говорящий, что ему холодно. Я была так измучена, что велела ему заткнуться и перестать ныть.
Я сильно прикусила внутреннюю сторону щеки. Это была я. Я отправила его в школу без куртки. Не мама его снова подвела. Это я. Ненависть к себе переполняет меня. Я не могу справиться с этим. Я едва держу себя в руках, но по-прежнему нужна братьям. Они все еще нуждаются во мне, а мне больше нечего дать. Ужас и стыд теснятся в моей груди. Что же мне делать?
Должно быть, на моем лице отразился ужас, потому что Аарон бросился ко мне, обхватив своими маленькими ручками за талию.
— Все в порядке, Сидни. Мне даже не было холодно.
Аарон — милый, мягкий Аарон, он уже простил меня. Сердце замирает в горле, и я не могу говорить. Я прижимаю его к себе, тепло его тела проникает в мое. Я хочу сказать что-нибудь, сказать брату, как много он для меня значит, сказать так много чудесного, чтобы его лицо засветилось. Но не могу.
— Ты выдавливаешь из меня весь воздух, — жалуется он приглушенным голосом.
Я отпускаю его.
— Твоя куртка висит на обратной стороне двери. Иди возьми ее.
Я переступаю через рюкзаки и коробки с обедом, разбросанные на ступеньках крыльца, и открываю дверь. Аарон забегает внутрь и возвращается со своей пухлой белой курткой, в которой выглядит как карликовая версия Человека Мишлена.
— Я голоден!
— Хочешь что-то конкретное?
— Можешь сделать буррито с арахисовым маслом и сыром? Очень супер-пупер пожалуйста?
Я так проголодалась, что даже это звучит хорошо. Я могу съесть все что угодно. Сбрасываю рюкзак на пол кухни, и открываю холодильник.
— Хорошо, но потом я уйду. Где ма? Все еще отсыпается?
— Не знаю. Никого не было, когда мы вернулись домой.
Я намазываю лепешку щедрым количеством арахисового масла и заворачиваю в нее кусок сыра. Засовываю буррито в микроволновку на сорок пять секунд, потом оборачиваю бумажным
Мой желудок сжимается. Она на втором УЗИ, за которое Фрэнк заплатил дополнительно, чтобы уточнить пол ребенка. Он хочет еще одного мальчика. «Девочки хороши только для секса и уборки, — заявил он мне. — Жаль, что они не могут делать и то, и другое одновременно». И весело рассмеялся над своей шуткой.
В этот момент на подъездную дорожку с ревом въезжает грузовик. Хлопнула дверь. Черт побери. Я так хотела уехать. Я не могу находиться здесь. Я вытираю лоб рукавом толстовки. «Не паникуй. Думай». Мне нужно выбраться как можно быстрее.
Фрэнк топает на кухню, в правой руке у него фляжка, в другой — сигарета.
— Как же чертовски холодно.
Я заканчиваю заворачивать буррито пальцами, которые едва чувствую. Я слабею, чувствую онемение.
— Я только что получил сообщение от твоей мамы. Она на пути домой из кабинета врача. Мы все должны сегодня повеселиться. Обязательно отпразднуем.
Я не свожу глаз со стола.
— Что празднуем? Это мальчик?
Фрэнк подходит ближе, бросает фляжку на стол. Хватает меня за подбородок, вынуждая повернуть голову. Его взгляд впивается в меня. Я чувствую тошнотворный запах его дыхания, чувствую, как оно трепещет на моей щеке.
— Иди на улицу и поиграй, Аарон, — велю я брату сквозь стиснутые зубы.
— Но я тоже хочу праздновать! Я хочу торт!
— Вон!
Я не вижу Аарона, потому что Фрэнк железной хваткой держит мою челюсть, но слышу, как он выбегает, как хлопает дверь.
Фрэнк выдувает струю дыма мне в лицо. Он тушит сигарету о мою тарелку, и пепел падает на буррито. Наклонившись ближе, он шепчет мне в волосы:
— Это девочка. Я с нетерпением ее жду. Если ты не выложишься как следует, значит, это сделает она.
Образ, который его слова вызывают в моей голове, раскалывает мой разум. Мой гнев перерастает во взрыв. Ярость проносится сквозь меня раскаленными импульсами. Нет. Нет. Нет. Я не могу дышать, не могу различать формы и звуки. На мои глаза опускается красная завеса. Я вижу только кровь.
— Отвали от меня!
— И что же ты сделаешь?
Я задыхаюсь, захлебываюсь, но кислород не может попасть в мои легкие. Моя грудь зажата как в тисках. Все вокруг становится черным, потом красным, потом черным. Я хватаю хлебный нож, покрытый арахисовым маслом, и ударяю его по руке.
Он отпускает мою челюсть с проклятием. На тыльной стороне его руки длинная красная царапина. Фрэнк сразу же нападает на меня. Хватает за запястье и откидывает меня назад, пока гребень стола не упирается в заднюю часть моих бедер. Он переворачивает меня и перегибает через стол. Моя щека врезается в дерево. Банка с арахисовым маслом стоит в сантиметрах от моего носа.
— Как думаешь, кто здесь главный? Ты просто маленькая мерзкая шлюха. Может, твоя мама права. Может, нужно вбить в тебя немного здравого смысла. Я чересчур мягко обращался с вами, детками. И посмотрите, что мне это принесло.