Под кожей
Шрифт:
Арианна ставит пароварку и засыпает две чашки сухого белого риса.
— А может, она просто пытается тебя подловить.
Мой желудок сводит судорогой. Моя мама попадет в тюрьму. Моя мать сидит в камере, прямо сейчас, окруженная бетонными стенами. Она виновна во многих вещах, но не в этом. О чем она думает? Почему она это делает?
— Это работает.
Арианна поворачивается лицом ко мне. Прижимает руки к животу, прямо над шрамом.
— Почему ты сделала то, что сделала?
— Чтобы это прекратилось. Чтобы защитить
— У тебя получилось? Твои братья в безопасности?
— Да, но…
Она нарезает круглый желтый картофель так сильно, что нож втыкается в деревянную разделочную доску. Арианна бросает картофель в кастрюлю и поворачивается ко мне, ее лицо выражает сосредоточенность.
— Если бы ты сейчас сидела в тюремной камере, твои братья находились бы в безопасности с твоей мамой?
Я представляю себе мальчиков, затаившихся в своих комнатах, испуганных и голодных. Представляю, как Фрэнки приходится готовить еду, убирать за мамой. Всегда ли он будет помнить, что нужно тушить ее сигареты? Сможет ли он добраться до продуктового магазина без машины? Хватит ли у него сил дотащить ее до кровати, когда она потеряет сознание на диване или на полу?
— Она едва помнит, как накормить себя, не говоря уже о них.
— Так что, может быть, этот вариант — самый лучший из возможных. Самый справедливый.
Я качаю головой, начинаю протестовать, но Арианна прерывает меня.
— Твоя мать решила взять вину на себя. Возможно, тебе стоит поговорить с ней. Чтобы понять почему, прежде чем ты сможешь это принять.
— Не знаю, смогу ли я. — Одна мысль о встрече с мамой парализует меня чувством вины и ужаса. Мои мышцы напрягаются. Темная тревога закручивается в животе.
— Все зависит от тебя. Просто помни, когда начнешь сомневаться. Не ты отправляешь ее в тюрьму, а она сама решила там оказаться.
Я позволяю ее словам проникнуть в сознание.
— Это ужасно странно с твоей стороны. Я думала, ты будешь на все лады твердить о Божьей справедливости и наказании за грехи, и, что честность — лучшая политика.
— Бог справедлив, — просто говорит Арианна. — И Божья справедливость не всегда бывает справедливостью человека. Не забывай об этом. Бог не связан рукотворными законами, судьями и понятиями о наказании.
— Что это вообще значит?
Арианна достает бананы, масло, коричневый сахар, апельсиновый сок и корицу. Она чистит и разрезает четыре банана пополам, затем вдоль, быстрыми, уверенными движениями рук. Она хмурится и закусывает нижнюю губу.
— В лучшем мире тебе не пришлось бы нажимать на курок. Кто-то послушал бы тебя и все остановил. Или твой отец не сделал бы того, что сделал в первую очередь. Мы живем в мире, где девочек насилуют, а насильник — рок-звезда, спортсмен колледжа, поэтому он получает тридцать дней тюрьмы. Это нельзя назвать справедливостью. Но все мы предстанем перед Богом за свои поступки, прежде чем все закончится. И Он воздаст по заслугам, справедливо
— Ты так уверенно говоришь.
— Да.
— Ты никогда не сомневаешься?
— В этом? Нет. — Она добавляет бананы, коричневый сахар и корицу в сковороду, постоянно помешивая. Затем наливает апельсиновый сок, и я смотрю, как бананы темнеют на сковороде. — Знаешь, — медленно говорит Арианна. — Рахаб солгала, чтобы спасти жизни шпионов, которых спрятала у себя на чердаке. Тогда израильтяне спасли ее, и она была воспета в Библии.
— Это и есть твой план? Добиться почестей на небесах, получить больше рубинов в свою корону?
Она смеется.
— Я бы хотела.
— Почему ты так говоришь? Ты самый идеальный человек из всех, кого я знаю. За вычетом Лукаса.
— Очень смешно. Ты совсем забыла депрессию, порезы и расстройство пищевого поведения? И все это под веселой христианской личиной? О, и в довершение, я проповедую любовь, но на самом деле трусиха, которая смотрит, как ее подруги издеваются над людьми, и ничего с этим не делает.
— Бывшие подруги, — напоминаю я.
— Бывшие подруги. — Уголки ее рта приподнимаются, но это скорее гримаса, чем улыбка.
Внезапно я хочу помочь Арианне, сделать что-то, чтобы облегчить боль в ее глазах.
— Ты была трусихой. Но теперь это не так. Ты решила действовать.
— Наверное, ты права.
— Я всегда права.
Арианна кладет обе руки на столешницу, слегка опираясь на нее.
— Ты в порядке? Голова не кружится?
— Пройдет. Всегда проходит.
— Разве Бог не должен спасти тебя от этого?
— О чем ты?
— Об этом. Обо всем, что с тобой не так. Разве не в этом весь смысл? Ты даешь Богу свои деньги и веру, и Он благословляет тебя и забирает твои проблемы.
Она качает головой.
— Я верю в Бога, Он любит меня, несмотря на все это. Он никогда не обещал избавить от всех проблем. Только помочь их пережить. До рая.
— Хм, звучит как не самая удачная сделка.
— Неправда. — Она делает глубокий вдох и продолжает двигаться. Выкладывает бананы на маленькие десертные тарелочки. — Мороженое растает. Мы добавим его позже.
Арианна искренне верит. Как бы она ни заблуждалась, она искренна. Я думаю, есть какая-то сила в вере во что-то большее, чем ты сам. Возможно, спасение.
Она накладывает рис в тарелку, затем добавляет курицу и картофельную смесь. Берет вилку и подталкивает ее через остров ко мне.
— Ешь.
— Ты тоже. — Все время, пока я жила у нее дома, Арианна почти ничего не ела, кроме рисовых лепешек, яичных белков, морковных палочек и диетической колы. Только когда я сидела рядом с ней, она съедала несколько маленьких кусочков какого-нибудь сложного, настоящего колумбийского блюда, которое готовила. Ее родители ничего не замечали и не говорили. Их почти не было дома.