Под кровью — грязь
Шрифт:
– А я пересрал, когда другой в меня из пистолета выстрелил. Думал, все, концы Бесу пришли. Бля буду, пересрал.
Жук на минуту оторвался от еды:
– А я думал, отчего это вся улица провонялась.
– Да ну тебя, козел. Я тебе честно говорю, как своему, а ты…
– Если бы ты на ногах стоял как надо, и автомат в руках держал как автомат, а не как хер, и срать бы не пришлось. Как ты вообще хоть в кого-то попал. Это с пяти метров, – Жук криво усмехнулся.
– С пяти метров. Ты бы сам попробовал, как оно. Ты, между прочим, потом
– А ты в это время ползал на карачках по дороге, стрелок хренов. Ты, наверное, не от того обосрался, что в тебя стреляли, а оттого, что сам стрелял. Первый раз, небось замочить пришлось?
Беса подбросило. Вилка отлетела в сторону, кухонный стол тряхнуло. У Беса хватило ума не броситься на Жука. Он пнул табуретку.
– Это ты, мудак, хлебало закрой, понял? Понял? Достал меня уже! Понял? Ты понял? Да я…
На Жука истерика Беса особого впечатления не произвела. Он спокойно доел картошку, отодвинул тарелку и отложил в сторону вилку. Потом неторопливо встал, обошел кухонный стол. Бес попятился в коридор. Выражение лица Жука не изменилось, но у Беса внутри все похолодело. Не сводя испуганных глаз с Жука, он сделал несколько шагов назад и уперся спиной в стену.
Жук как-то незаметно качнулся вперед, и глаза его оказались перед самым лицом Беса:
– Ты на кого хвост поднял? Мудак значит? Хлебало закрыть?
Жук замахнулся правой рукой, Бес автоматически дернул головой и врезался затылком в стену. Боль на мгновение оглушила его, и Бес пропустил момент, когда правая рука Жука ударила его в солнечное сплетение.
Сползти на пол Бес не смог, его возле стены удержал Жук.
– Мудак, значит?
Кулак врезался в желудок Беса, и Беса согнуло пополам. Жук ударил коленкой в живот и Беса вырвало.
Все, что он съел и выпил, разом выплеснулось из желудка. Ноги ослабли, и Бес, уже не поддерживаемый Жуком, упал на колени, попытался удержаться на руках, но они скользнули по рвоте, и Бес упал лицом в зловонную жижу.
Рука Жука схватила Беса за волосы и провела лицом по полу.
– Вот это ты, понял? Лужа блевотины. Гнида мелкая. И нечего из себя строить крутого. Заставить тебя все это сожрать? Языком вылизать?
Бес попытался высвободиться, но Жук с силой ударил его лицом об пол.
– Лежать!
Бес застонал, он почувствовал, как из носу потекла кровь. Он ведь убьет меня, мелькнула мысль. Убьет. Бес дернулся, и сразу же в позвоночник ему уперлось колено, а рука потянула за волосы голову назад. Боль хлестнула Беса, и он закричал, вернее, попытался, но удар в печень пресек эту попытку, превратил ее в надсадный хрип.
– Я тебя терпел. Долго терпел. Все, хватит. Я тебя раздавлю. Или просто сломать тебе хребет?
Бес застонал. Он уже не пытался вырываться, он уже понял, что Жук может с ним сделать все, что угодно. И Бес признал за ним это право. Бес зажмурился, но рука внезапно разжалась и боль в спине исчезла.
– Крутой сказал тебя не трогать. Не знаю
Жук переступил через лежащего, прошел на кухню, вынул из пачки, лежавшей на столе, сигарету и подкурил от горящей газовой конфорки.
Бес плакал. Не от страха или бессилия. Ему было очень жаль себя, жаль за то, что его избили, за то, что лежит он лицом в блевотине и за то, что так было всегда. Всегда наступал момент, когда кто-то сильный понимал, что за дерганой злостью Беса нет ничего, кроме слабости и страха, и наступала расплата.
И всегда его не просто били, его старательно унижали, втаптывали в дерьмо в прямом смысле этого слова, и после этого ему нужно было жить, встречаться с теми, кто сделал это, и делать вид, что ничего не произошло.
Бес сел, прислонившись спиной к стене. За что с ним так? За что? Бес искренне не понимал, почему Жук так с ним обошелся. Почему так с ним поступали остальные.
Он не пытался вытереть с лица кровь, она стекала по лицу и капала на грудь. За это он ненавидел всех вокруг. И не мог понять, что так к нему относились именно потому, что чувствовали эту ненависть. Бес путал причины и следствия, делал это искренне, и оттого становился еще злее и с еще большей злостью отрывался на него мир.
– Прибери за собой, – сказал негромко Жук, – всю хату провонял.
Бес встал, покачиваясь на неверных ногах, попытался понять, с чего надо начинать, но лишь тупо обвел глазами коридор.
– Сначала умойся в ванной. Помой руки, застирай сразу рубаху, – Жук говорил спокойно, по-хозяйски.
– Ага, – Бес кивнул и потянул дверь ванной.
– Свет включи.
– Ага.
Он повернул кран, подставил под струю воды руки и просто ждал, пока вода не смоет с рук грязь. Кровь крупными каплями падала в умывальник, бегущая вода окрашивалась в розовый цвет.
Убью.
Бес подумал это холодно и спокойно. Не сейчас. Не здесь. Убью. Бес и раньше говорил это себе о Жуке, но то было нечто вроде самоуспокоения. Теперь же мысль пришла в голову, как приказ, команда, которую он обязательно выполнит.
Только выбрать подходящее время. Как в тот раз.
Бес наклонился, набрал в пригоршни воды и плеснул в лицо. Тогда тоже думали, что можно просто унижать Беса. При всех. Он лежал посреди двора, на глазах у всех, а те двое, застегивая ширинки, хохотали.
– Теперь тебе не жарко, Бесенок?
А он лежал, затаив дыхание, в луже, и в голове его рождалась холодная мысль – убью.
Бес набрал в рот воды, прополоскал и выплюнул.
Тогда все решили, что он сломался. Обоссанный. Это стало его позорной кличкой, но он делал вид, что не обижается. Он даже улыбался. Он ждал почти месяц.
И дождался. Эти двое любили захаживать в киоск к одной прошмонтовке. По очереди они ее харили, или оба сразу – Бес этого не знал, да и не интересовало его это. В тот вечер он увязался за ними, ходил сзади, не попадаясь на глаза, отстаивался в подъездах, если они заходили в дом.