Под крылом - океан
Шрифт:
А вскоре пришлось Авдееву разбираться уже с жалобой на командира эскадрильи.
Перелетел Шишкин со своими летчиками по учению на другой аэродром, и по чьей-то недоработке затянулась сдача самолетов под охрану. Полчаса ждут летчики, час, и, естественно, пошел ропот. Одно дело сидят голодные, а больше размывает душу бессмысленность положения: чего ждать? С моря погоды? Какой-то разгильдяй не выполняет своих прямых обязанностей, а страдают другие! Кому претензии? Тому, кто ближе — командиру.
— Сколько
Шишкин не стал шуткой-прибауткой разряжать обстановку. Напротив, рубанул сплеча:
— Разрешаю вам, товарищ Однокос, умереть под самолетом. Пока караул не придет, никто отсюда не двинется!
Утешил, называется, поговорил с подчиненными по душам. Вызвал Авдеев Шишкина к себе. Только речь зашла о конфликте, Шишкин сразу, как еж, иголки Торчком:
— У меня, товарищ подполковник, эскадрилья боевых летчиков, а не ясельная группа!
Авдеев сразу заметил: вспыльчивый характер! Не дело командиру заводиться с полуоборота. Это надо изживать.
Сам по себе Шишкин был щупловат на вид. Но где не хватает силы, там злости с избытком. И злость в человеке не списываем на его характер, а принимаем на свой счет: к нам, и со злостью? За что? Что плохого мы ему сделали?
— Вы имеете дело с живыми людьми! — Авдеев подавил ответную реакцию вспылить, развернуть майора через левое плечо. Более того, попытался перевести разговор на степенный лад: нельзя же сыпать соль даже на царапину.
— Извините! Я не сестра милосердия! — Горели в глазах Шишкина недобрые огоньки.
Помните у Гоголя: «и лицо, как у дворянина». Если так судить, то Шишкин выходил лицом лишь в приходские дьячки: кургуз, широконос, усы рыжие, щетинкой. Но в этом ли суть? Сколько мерзавцев с царственным видом, и сколько хороших людей далеко не красавцы.
— Мое дело выполнять боевые задачи, а не щеголять добродетелями!
Подполковник Авдеев недолюбливал в военных людях всяких там усатых и бородатых недостриг, но он мог отделять плевелы от пшеницы, видеть человека дальше усов.
— Шишкин, я вас пригласил не для того, чтобы мы здесь пикировались!
Чувствовалось в Авдееве хорошо развитое чувство достоинства. Черен, как грач, — настолько черен, что глаз, казалось, не видать, — но красив: гладкое лицо, бархатистый разлет бровей, чуб с вороненым отливом на зачесе.
Сложения Авдеев примерно одного с Шишкиным, но воспринимался повнушительней, более солидным человеком. Не только потому, что был немного старше — три года, это ли разница! — а главным образом из-за умения держаться, обстоятельно вести разговор.
— Никто от вас не требует быть сестрой милосердия…
Авдеев договорить не успел, а Шишкин уже свое доказывает:
— Я со всеми вместе был тоже под самолетом. Все мы давали одну присягу стойко
Если посмотреть так на них, то Шишкин перед Авдеевым, как птаха в сетях: рвет, нервничает, суетится. А Авдеев все расставляет по своим местам:
— Вы — командир подразделения! Вы в первую очередь отвечаете за моральный дух своих летчиков!
Но и малые птахи, случается, могут больно долбануть:
— У вас, товарищ командир, еще вопросы будут по существу?
Авдеев чуть со стула не упал. Как? Разве он не по существу говорил?
— Через десять минут у меня назначено построение в эскадрилье. Я не имею права опаздывать!
По уму, так надо бы сначала объясните, в чем дело, а уже потом ставить так вопрос.
— Пожалуйста, я вас не держу! — Расхотелось и Авдееву говорить с ним дальше.
Шишкин встал, одернул китель.
— Разрешите идти? — спросил глядя прямо в глаза Авдееву.
Но что там было на душе замполита полка — ни Шишкину, ни кому другому не удалось высмотреть.
— Идите!
Четким шагом Шишкин вышел из кабинета.
«Ну и подарочек нам прислали! — невесело смотрел ему вслед Авдеев. И шевельнулось на душе предчувствием тяжелой неизбежности: — Придется от него избавляться. И чем быстрее, тем лучше. Не пьет, не гуляет, не курит — тем трудней будет сместить его. Значит, надо как-то по-хорошему…»
Авдеев не был ни мстительным, ни злопамятным человеком, но, если он задумывал что-нибудь в интересах дела, у него хватало и сил, и энергии добиваться желаемых результатов.
Неизвестно, чем бы кончилась их совместная служба, не включись в эту коллизию побочная ветвь — женская.
Насколько неудачно складывались отношения Авдеева с Шишкиным, настолько сердечно сошлись их жены. Крепче всего сплачивает людей общая борьба. Обе они работали в гарнизонном Доме офицеров. Авдеева заведовала библиотекой, Шишкина вела музыкальную студию. Какая может быть борьба! Может! Кто хочет, тот всегда найдет. Помните, как у поэта: «Так жизнь скучна, когда боренья нет!» Женщины объединились против «бега в мешке» — рутинной бездеятельности гарнизонного культпросвета.
Если Авдеев по природе был осмотрительным человеком, то жену его, Веру Павловну, иначе не представишь, как бегущую по волнам — изящная, легкая, порывистая блондинка. Энергия, настойчивость Авдеевой составляли организующую и пробивную силу.
Генератором идей, или болотом, в котором все черти водятся, была незаметная, скромная, худенькая, с серыми, в пол-лица, глазами Нина Федоровна Шишкина.
Именно Шишкина подала идею поехать на море, хотя Вера Павловна могла спорить, что это она так здорово придумала отпраздновать день рождения мужа.