Под крыльями высших существ

Аникин Алексей

– Да не то чтобы, – сказал я быстро, поняв, что от меня хотят услышать. – Их поведение – скорее прямое следствие их неразумности. Принять идеологию Упадка – значит быть конченым идиотом. Им не выбирали судьбу, они выбрали её самостоятельно.

– Хорошо, что ты так считаешь, – Пётр Иваныч заметно оживился, – Я-то думал, что ты, как и многие солдаты, считаешь, что нашего врага можно перевоспитать. Но, как вижу, тебя убеждать в обратном не придётся.

– Это хорошо?

– Да. Если мы хотим победить, то должны быть готовы к тому, чтобы бить врага беспощадно, не вглядываясь в тень оставшейся в нём ложной человечности.

Это лишь мимикрия, способ обмана. Каждый из нас должен… нет, обязан это понимать. Ты ведь это понимаешь?

– Может быть и понимаю, – сказал я, пожав плечами.

Пётр Иваныч удовлетворённо кивнул, чем-то напомнив мне преподавателя, услышавшего верный ответ на свой вопрос.

– Твёрдость есть добродетель… Ты, вижу, зеваешь, – заметил Пётр Иваныч. – Иди–ка лучше спать. Тебе предстоит много работы. Увидимся ещё.

– Так и есть. Доброй ночи тогда, – сказал я, в знак прощания и добрых намерений показав ему открытую ладонь.

Пётр Иваныч, конечно, мутноватый тип, но, вроде бы, вовсе и не представляет для меня опасности. Он не сказал ничего, что можно было бы подвести под опасные для меня речи. Он, в конце концов, не пытался мне что–либо навязать. Если я не упустил чего. Быть может, мы поладим.

Глава 2. Поле битвы

Стояли неподалёку от расположения, куда я пришёл ещё утром. Вечерело.

– Ну что, считай, товарищ военкор, – сказал мне Буран, указывая на мешочек со снятыми с тел поверженных врагов армейскими жетонами. – Чтобы честно было. А то я знаю, как этот щегол считает.

– Я запомню это, Буран, – сказал Ветер и показал мне на свой мешочек. – Так и быть, считать будешь ты.

Посчитал я быстро, вечерние сумерки мне не помешали. Металлические жетоны звонко ударялись друг об друга, когда я их бросал из уменьшающейся кучки в наполняющуюся. Вердикт мой был таков:

– Отряд «Пика» – десять, отряд «Шаман» – девять. Всё довольно очевидно.

– Я же говорил, – ухмыльнулся Буран. – Верить надо мне на слово было.

– Про вот этот забыли, – сказал Ветер и вытащил из кармашка на разгрузке ещё один жетон, серебряный. Я сразу понял, что это офицерский, он считался за двоих.

«…Убить кибер-офицера – большой успех, как личный, так и военный…»

Буран протянул руку.

– Дай-ка сюда, – сказал он. Ветер, пожав плечами, услужливо отдал жетон. Буран рассмотрел его повнимательнее, покрутил в руках и спросил. – Почему сразу не положил в мешок?

– Хотел удивить.

– А ну-ка, зови своих, – сказал Буран и бросил жетон к другим. – Сейчас у них буду спрашивать, где вы офицера достали.

– Они в резерве, отдыхают, – мгновенно ответил Ветер, словно готов был это услышать. – Не надо их дёргать. И так замучились за немцами бегать. А достали мы его на Бортовой улице. Там есть красный дом с продуктовым магазином. Отряд врага засел там, ну, вот, мы его и выкурили.

Буран переглянулся с членами своего отряда. Они никуда от него не отходили. Ветер, в свою очередь, чаще ходил один. Буран покивал головой и махнул рукой.

– Ладно, товарищ военкор твой, ты победил, – сказал он немного с обидой.

– Вот и славно. Но ты не расстраивайся, товарищ военкор и к вам придёт. Я ведь не единоличник какой-нибудь.

Ветер по-дружески хлопнул Бурана по плечу и улыбнулся. Меня поразило то, как хорошо я чувствовал

эмоции Бурана, полностью скрытого под бронёй. Я нутром почувствовал его тяжёлый взгляд, полный при этом подозрительности и недоверия. Попрощавшись со мной, он пошёл вместе со своим отрядом отдыхать. Ветер взглянул на меня победным взглядом и сказал:

– Готовься, завтра выступаем. Снаряжение не забудь.

***

«…Недаром говорят, что первый бой самый трудный и страшный…»

Часть города наши солдаты уже заняли и без устали продолжали вгрызаться в оборону врага. Мы въехали в город, сидя на бронетранспортёре. Способ, конечно, отнюдь не самый безопасный, но зато позволяет быстро сняться с машины и занять укрытие.

Я сразу столкнулся с небольшими трудностями в съёмках – их причина крылась в закрытых шлемами лицах. Нас учили, что нет лучшего способа передать эмоции, чем мимика. Спорить с этим трудно, но, когда тебя окружают бойцы, которые, как на подбор, абсолютно безэмоциональны из-за железных масок, становилось сложно выцепить случайную ухмылку, надежду, злобу или смелость. Кадры сильно теряли в выразительности. Солдаты выглядели как бездушные роботы, постоянно смотрящие по сторонам, словно сканирующие местность.

Но, конечно же, всё было не так уж плохо. Боевую работу – основу основ – снимать тоже было нужно, а её было более чем достаточно. Я продвигался вместе с отрядом Ветра, называющимся «Шаман». Автомат я носил с собой, пусть мне и сказали, что он вряд ли понадобится. Перед ними поставили задачу занять пятиэтажное административное здание, которое могло стать хорошим наблюдательным или командным пунктом. Подходили к нему осторожно, не подставляясь под огонь и не попадаясь на глаза.

Я ещё до этого увидел беспорядочно лежащие на дорогах трупы убитых немцев. Насчитал с десяток, их так никто и не собрал. Отнюдь не каждый боец вражеской стороны был облачён в бронекостюм, многие носили полевую форму столетней давности. Объяснение простое – нехватка снаряжения и одновременно типично «упадническая» доктрина массированного штурма заставляют экономить на простых солдатах низшего ранга, освобождая ресурсы для ветеранов.

«…Когда-то давно, ещё до перехода некоторых стран известной части галактики к Порядку и Упадку, Корпоративный Человеческий Союз был сильным и враждебным России государством, ведущим стандартную для всех космических империй политику перманентного расширения. Они вели постоянные войны со всеми соседями – довольно типичное поведение для потомков тех народов, что во время жизни человечества на Земле постоянно разжигали конфликты по всей планете и развязали три мировые войны. Немцы и англичане были и остаются жестокими врагами, их отношение что к людям, что к чужакам одинаковое – кто не свой, тот должен быть мёртв.

Впрочем, мы тоже уже давным-давно перестали быть тем «добрым и прощающим» народом, каким были, когда жили на Земле. Тогда мы все жили на одной планете, при том уровне технологического развития бежать было некуда, всё равно вернёшься обратно в ту точку, откуда бежал. Но после начала космических путешествий, потери связи с Землёй и основания межзвёздных государств политика серьёзно изменилась, став гораздо более прямой и жесткой, но при этом вполне справедливой по отношению ко многим захватчикам-чужакам.