Под куполом

Кинг Стивен

— Сколько придется. Но от слишком уж сильной усталости могу где-то напортачить, и это меня тревожит. Или я могу столкнуться с тем, что мне не под силу. — Он подумал о Рори Динсморе… и Джимми Сируа. С последним дело обстояло похуже, потому что Рори врачебная ошибка уже не могла повредить. А вот Джимми…

Расти увидел себя в операционной, вслушивающимся в мягкое пиканье оборудования. Увидел, как смотрит на белокожую голую ногу Джимми с черной линией, показывающей, где должен пройти разрез. Подумал о Дуги Твитчеле, демонстрирующем навыки анестезиолога. Почувствовал, как Джинни Томлинсон вкладывает скальпель в его

затянутую в перчатку руку, а потом смотрит на него поверх маски холодными синими глазами.

Боже, убереги меня от этого!

Твитч коснулся руки Расти.

— Не бери в голову. Живи сегодняшним днем.

— Хрена с два, сегодняшним часом. — Расти поднялся. — Мне надо пойти в Центр здоровья, посмотреть, что там. Слава Богу, это произошло не летом. Иначе нам пришлось бы иметь дело с тремя тысячами туристов и семью сотнями детей в летних лагерях.

— Составить тебе компанию?

Расти покачал головой.

— Лучше загляни к Эду Кэрти. Выясни, по-прежнему ли он в стране живых.

Расти еще раз взглянул на склад, где хранился пропан, обогнул угол больницы и по диагонали направился к Центру здоровья на другой стороне Кэтрин-Рассел-драйв.

10

Джинни, разумеется, находилась в больнице; собиралась доставить миссис Коувленд маленькую радость — взвесить перед тем, как отправить домой. За столом регистратора в Центре здоровья сидела семнадцатилетняя Джина Буффалино, медицинский опыт которой составлял ровно шесть недель, проведенных на курсах медсестер-волонтеров. Когда Расти вошел, Джина одарила его испуганным взглядом оленихи, внезапно освещенной фарами, и сердце Расти упало, но приемная пустовала, и он расценил это как добрый знак. Очень даже добрый знак.

— Кто-нибудь звонил?

— Только миссис Вендзино с Блэк-Ридж-роуд. Ее малыш просунул голову между стойками манежа. Она хотела, чтобы прислали «скорую». Я… я посоветовала ей смазать голову ребенка оливковым маслом и посмотреть, не удастся ли вытащить ее из ловушки. Сработало.

Расти улыбнулся. Может, от девочки будет прок. Джина, на лице которой отразилось облегчение, тоже улыбнулась.

— Здесь по крайней мере никого, — отметил Расти. — И это отлично.

— Не совсем. Пришла Андреа Гриннел. Я отправила ее в третью. — Джина замялась. — Она чем-то очень расстроена.

Настроение Расти, уже начавшее подниматься, резко пошло вниз. Андреа Гриннел. И расстроенная. Сие означало, что она хотела увеличить прописанную ей дозу оксиконтина. Чего он, при всем желании, сделать не мог, пусть даже в «Аптечном магазине Энди Сандерса» этого препарата хватало.

— Ладно. — Он двинулся по коридору к смотровой номер три, остановился, посмотрел на Джину: — Но ты не сбросила мне сообщение на пейджер.

Джина покраснела:

— Она попросила меня этого не делать.

Удивление Расти длилось не больше секунды. У Андреа могла быть лекарственная зависимость, но на отсутствие ума она пожаловаться не могла. И понимала, если Расти в больнице, то почти наверняка с Твитчем. А Дуги Твитчела, ее младшего братика, даже в возрасте тридцати девяти лет следовало оберегать от некоторых нелицеприятных фактов жизни.

Расти постоял перед дверью с черной цифрой «3», стараясь собраться с мыслями. Дело предстояло сложное.

Андреа не относилась к воинственным алкоголикам, громогласно заявляющим, что выпивка не имеет никакого отношения к их проблемам; и не имела ничего общего с наркоманами, подсевшими на мет, которых за последний год все прибавлялось и прибавлялось. По существу, Андреа не несла ответственности за случившееся с ней, что только усложняло ситуацию. Конечно же, после падения боль мучила ее. И окси представлялся наиболее оптимальным вариантом, позволившим ей спать и начать лечение. И не было ее вины в том, что препарат, столь ей необходимый, является «деревенским героином», как его прозвали врачи.

Он открыл дверь и вошел, репетируя свой отказ. Вежливо, но твердо, говорил он себе. Вежливо, но твердо.

Она сидела в углу, под плакатом, предупреждающим о вреде избытка холестерина, склонив голову над лежащей на коленях сумочкой. Крупная женщина, которая теперь выглядела совсем маленькой. Каким-то образом сжавшейся. А когда она подняла голову, чтобы взглянуть на него, и Расти увидел, как осунулось ее лицо — глубокие морщины у рта, почти черная кожа под глазами, он передумал и решил, что все-таки выпишет лекарство на одном из розовых рецептурных бланков доктора Хаскела. А после завершения купольного кризиса, возможно, уговорит ее провести курс детоксикации, пригрозив, что поставит в известность брата. Но теперь он собирался выписать ей лекарство. Потому что редко видел человека, которому оно так требовалось.

— Эрик… Расти… у меня беда.

— Я знаю. Вижу. Я выпишу…

— Нет! — Она в ужасе посмотрела на него. — Нет, даже если я буду молить об этом! Я — наркоманка и должна избавиться от зависимости! Я — чертова старая наркоманка! — Ее лицо перекосилось. Она попыталась справиться с этим, но не смогла и закрыла его руками. Рыдания, которые рвали сердце, прорывались сквозь пальцы.

Расти подошел, опустился на колено, обнял ее:

— Андреа, это хорошо, что ты хочешь остановиться… прекрасно… но, возможно, сейчас не самое лучшее время…

Она посмотрела на него мокрыми от слез, покрасневшими глазами.

— Ты совершенно прав, хуже времени не найти, но мне это надо сделать сейчас. И ты не должен говорить ни Дуги, ни Роуз. Ты сможешь мне помочь? Это возможно? Потому что я не смогу, одна — не смогу. Эти ненавистные розовые таблетки! Я кладу их в аптечный шкафчик и говорю себе: «На сегодня — все», а часом позже снова их достаю! Никогда не попадала в такую передрягу, никогда в жизни! — Она понизила голос, словно делясь важным секретом: — Теперь я не думаю, что причина в спине, я думаю, моя голова велит спине болеть, чтобы я могла принять эти чертовы пилюли.

— Почему именно сейчас, Андреа?

Она только покачала головой.

— Сможешь ты мне помочь или нет?

— Смогу. Но если ты думаешь, что будет легко, не обольщайся. Во-первых, у тебя… — На мгновение он увидел Джанни, ее всю трясло, она что-то бормотала о Большой Тыкве. — У тебя начнутся судороги.

Она то ли не поняла, то ли пропустила мимо ушей.

— Как долго?

— Чтобы снять физическую зависимость? Две недели. Может, и три. — И то при благоприятном раскладе, подумал он, но оставил эту мысль при себе.