Под лепестком несущего винта. Книга вторая
Шрифт:
В Тирасполе, приграничном польском городке, казалось сплошь накрытом островерхими черепичными крышами, процедура сличения паспортных данных с оригиналом повторилась. На этот раз в вагонах хозяйничали в серой, мышиного цвета форме, пограничники и жуликоватые, с бегающими глазками, таможенные власти.
Наши чемоданы не шерстили, а вот в соседнем купе пристали к даме и вывернули её баулы наизнанку. Нашли ли у неё что – то криминальное, не знаю, но пригласили к себе в контору, и только через час женщина вернулась, покрасневшая, возмущённая и злая, как мегера.
Наконец,
По вагонам вереницей потянулись польские коммивояжёры, предлагая нехитрую, но броскую бижутерию, карты с полуобнажёнными женщинами и откровенную порнуху.
Я с любопытством рассматривал необычный товар, но ничего не купил, поскольку в карманах не имелось ни одного злотого.
– Можливе панове маён цось до спшеданья? – явно шипя, пытал нас тощий, как сушёный лещ, поляк. – Не? А пенёнзы? Тэж не ма? Пше прашам…
Он исчез, как приведение, а старшой, пропустив очередную порцию водяры, презрительно произнёс:
– Эти барыги скупают всё. Предложи атомную бомбу – не откажутся. Торгуют поголовно. Не держава, а рынок какой – то. Ну что, старлей, так и не пригубишь рюмашечку? Нет? Ну и фиг с тобой, нам больше достанется.
Лёжа на верхней полке, я думал о завтрашнем дне. Дело в том, что меня направили именно туда, откуда взяли – в вертолётные войска. И пусть работа на вертушках у меня ладилась, но хотелось вернуться в истребительную авиацию. А это всецело зависело от начальника отдела кадров. И от того, сумею ли я его убедить, что на истребителях буду много полезней, зависит моя судьба.
В Легницу поезд прибыл по расписанию ранним утром. Город уже не спал, и у вокзальной площади дежурили, встречающие приезжих, машины. Стоял и автобус до штаба армии, про который мне подсказали патрульные.
Серые однообразные дома под островерхими красными крышами растворялись друг в друге, и только высоченное здание кирхи в центре с позеленевшим от времени шпилем обращало на себя внимание.
Когда – то эта земля принадлежала Германии, и город назывался Лигнитц, но после войны новые хозяева подкорректировали труднопроизносимое слово на свой манер с ударением на последнем слоге.
Оставив вещи на пропускном пункте, я вошёл в здание штаба и отыскал на втором этаже кабинет начальника отдела кадров. За дверью, за широким, как футбольное поле, столом, из – за бумаг еле просматривался подполковник неопределённой национальности, но явно не русский.
– Сахады, лэйтэнант, садысь, – пригласил он меня с явно выраженным грузинским акцентом. – Ми ознакомились с вашим личным делом, и рэшили удовлетворить вашу просьбу. Вы направляетесь в вертолётный отдэлный полк на должность лётчика – штурмана. Получайте прэдписание и отправляйтэс. Тэм более, что част дислоцируэтся здесь же.
Вот как! Без меня – меня женили. Приговор окончательный, и обжалованию не подлежит? Но ведь даже обвиняемому дают последнее слово.
– Я закончил
– Ваши лётные навыки давно утрачены, лэйтенант. Эсли вы нэ согласны с нашим предложэнием – отправим обратно. Ходи на коридор – думай.
Вот и весь разговор. А я – то возмечтал по простоте душевной, что сумею уговорить и не такого чурку, как этот барбос.
Ультиматум, предъявленный мне, был жёстким и неоспоримым. Все козыри – на руках противника, и позиция у него – выше некуда. Писать против ветра – себя обгадить. Придётся соглашаться. В конце концов, отступление – это ещё не проигрыш в войне, всего лишь манёвр для достижения победы.
Отдельный вертолётный полк и впрямь расположился на краю города. Почему он «отдельный», я не знал. Может быть, был спрятан за глухим бетонным забором? Или потому, что находился при штабе воздушной армии и в просторечье назывался придворным? Ну, хорошо, эскадрильи cо статусом самостоятельности имеют право называться отдельными, потому что в полках их по четыре штуки. А вот все части транспортной авиации – почему отдельные? Даже батальоны аэродромно – технического обеспечения ?
Тридцать пять календарных лет прослужил в войсках, но так и не раскрыл великой тайны. Склонен думать, что у вертолётчиков нет дивизий, в этом, скорее всего, и вся загвоздка.
Военный городок произвёл на меня благоприятное впечатление. Сразу за КПП начиналась асфальтовая аллея с двух сторон обсаженная липами и магнолиями, а за ними над кронами просматривались жилые служебные корпуса, увитые плющом так густо, что и стен не разглядеть. Только амбразуры окон чёрными прямоугольниками поблескивали, отражая лучи полуденного солнца.
В двух шагах от проходной, с левой стороны, размещалась двухэтажная гостиница коричневых тонов, на углу которой, энергично жестикулируя, разговаривали двое мужчин.
– Эй, лейтенант, – окликнул меня один из них, когда я прошёл мимо, – из пополнения, что ли?
– Похоже, что так, – подтвердил я, опуская чемодан и сумку на землю.
– Значит, по мою душу. Я как раз и есть комендант гостиницы. Пойдём, определимся с жильём… А тумбы ты мне привезёшь, – это он уже к своему собеседнику, – я с тебя с живого не слезу…
После коротких формальностей комендант отвёл меня в скромно меблированную комнату и сказал:
– Вот здесь, значит, и будет твоё пристанище, – указал он на кровать справа. – Женат? И дети есть? Мальчик? Это хорошо. Получишь квартиру, пошлёшь вызов семье, и заживёте вы за милую душу.
Я огляделся. Стол, накрытый цветной скатертью, на столе – гранёный полупустой графин со стаканом, рядом пара стульев, в углу – видавший виды тёмной расцветки трёхстворчатый шкаф, под овальным зеркалом стеклянная полочка, заставленная мужскими аксессуарами, а под ними – раковина для умывания. Что ещё человеку нужно?