Под маской хеппи-энда
Шрифт:
Сам Дон Роуз, который благодаря ее вмешательству не был привлечен к ответственности, услышал от Кэтрин в последний раз: «У нас нет будущего», – и отбыл в Африку. Он намерен заниматься там миссионерством и руководить проектами по улучшению условий жизни в странах третьего мира.
Кэтрин было немного грустно, но она знала: хоть она и любила Дона, но никогда не сможет быть с человеком, который виноват в гибели Тома. Да, того самого Тома, которого она ненавидела, которому желала смерти – и который
Кэтрин использовала момент и объявила о проведении нескольких важных реформ, в том числе реформы системы здравоохранения, которая когда-то не получилась и которая тяжким камнем лежала у нее на душе. В этот раз будет все иначе! И Кэтрин ни секунды не сомневалась в том, что будет переизбрана на пост президента во второй раз.
Вообще-то она должна сказать Гриффиту и делль’Амме «спасибо» – они помогли ей разделаться с политическими противниками и сделали мадам президента чрезвычайно популярной не только в Америке, но и во всем мире.
Кэтрин знала, что в ящике стола лежит секретный отчет ФБР: проведенное новое тайное расследование дела Стивена Ассео показало, что он, по всей видимости, говорил правду и не убивал жену и свояченицу, а был казнен за преступление, которого не совершал. Но откуда она могла знать это, откуда это мог знать Том? Даже если отец бывшего вице-президента и стал жертвой судебной ошибки, она-то не несет за нее ответственности!
Или все же несет? Кэтрин приняла решение, что о результатах нового расследования общественность не узнает – глава страны должен руководствоваться государственными интересами. Как не узнает никто и о судьбе ее отчима Хью – слава богу, что дом в Питтсбурге сгорел дотла, уничтожив бочку с останками. А преподобный будет молчать, как станет молчать и дальше она сама...
И все же Кэтрин не давала покоя мысль, что если бы в тот далекий год она согласилась вести дело Стивена Ассео, если бы вчиталась в документы, если бы Том помиловал его... Тогда бы не произошло того, что случилось, Том был бы жив. Но она ни за что не стала бы президентом!
Взвесив все «за» и «против», Кэтрин решила, что Париж стоит обедни, а пост президента Америки – жизни неверного мужа. Да, она допустила ошибку, но больше подобное не повторится. А если и повторится, то никто и никогда не узнает об этом, так же как и правду о Стивене Ассео и о Хью Кросби. Достаточно и того, что Ларри Перкинс был официально оправдан, а она навестила его семью, гладила по головам детей и говорила высокопарные, но пустые фразы. Что ж, такова ее должность...
– Мадам президент, – повторила вежливо секретарша, – Кремль на линии...
Кэтрин ответила:
– Скажите господину президенту России, что я сейчас занята, речь идет о государственных интересах. Но я перезвоню
А когда секретарша отключилась, Кэтрин ответила «Белому принцу» от лица «Кэтти из В.»:
– Так как насчет ужина у меня дома?
Кэтрин знала, что это шанс. Ее шанс!
Бэзил
На могиле Джинджер я был всего один-единственный раз и именно там принял решение, что больше не буду навещать ее. Та Джинджер, которая жила в мире моей фантазии, умерла вместе с той Джинджер, которая изменяла не только Филиппу, но и мне...
История с мадам президентом положительно сказалась на моих тиражах, меня пожелали заполучить в ток-шоу в Америке, России и в Европе, и я, в меру своих скромных сил, принимал дифирамбы в собственный адрес и играл роль гения и нобелевского лауреата. Благо сказывалась многолетняя тренировка.
Брату Танюши было намного лучше, а сама девочка собиралась взяться за ум и изучать в колледже медицину. Перед тем как начать новую жизнь, она на неделю отправилась в Рио – понимаю, ей тоже хотелось немного отдохнуть от произошедшего и собраться с мыслями.
Я же бесцельно бродил по своей нью-йоркской квартире с чудным видом на Центральный парк, думая о новой книге. К чему магический реализм, к чему постмодернизм, к чему все эти выверты стиля и игры ума? Наконец-то я знал, что моя мечта осуществится – детектив, я был просто обязан написать его! И никто не посмеет сказать, что я, Бэзил Бэскакоу, не имею на это права! Копирует ли искусство жизнь или, наоборот, жизнь искусство – не все ли равно? Жизнь и есть искусство!
Поэтому, усевшись перед пишущей машинкой, я несколько мгновений смотрел на белый лист, затем, словно пианист-виртуоз, поднес руки к клавишам. Мысли, что еще секунду назад, подобно напуганным крысам, метались в беспорядке, вдруг обрели единое направление – и я начал сочинять. Свою лучшую книгу. Ту, которая идет от сердца. Книгу, за которую я не получу Нобелевской премии, но в которой найдется местечко и моему ничтожеству. Ту самую книгу, что я буду любить больше всего! Мой детектив!
Итак...
* * *
– Мадам президент, до прямого эфира осталась минута! – сказал один из телевизионщиков.
Кэтрин Кросби Форрест, первая женщина-президент за всю историю США, сидевшая за столом в Овальном кабинете, посмотрела в камеру, что стояла напротив нее. Всего лишь шестьдесят секунд, и начнется прямой эфир из Белого дома. Прямой эфир, во время которого она объявит, что уходит в отставку. Часы показывали два сорок пять ночи...