Под маской зла
Шрифт:
– Ничего себе вершковое масло у них тут дешёвенькое! – поодаль проворчал изумившийся цверг-музыкант.
– Отличненько! – сверкая малиновым взором, облизнулся довольный мальчишка и хлопнул в ладоши. – А наёмники в городе есть?
– Типа этого? – кивнул трактирщик на Берна.
– Я уже занят, – ответил тот. – Один здесь? – удивился мужчина, оглядывая китель гостя.
– Почему один сразу? С конём! – гордо заявил зеленовласый паж.
Рыжий мужчина больше ничем у гостя не поинтересовался. Ему не было дела, кто он такой и откуда. Почему без сопровождения, без
Когда паж расплатился и получил тарелку с крупной печёной картофелиной, в продольном разрезе которой вовсю таяло масло, и приборы, то направился вдоль левого края трактира. К столику, который как бы занял, когда только зашёл сюда. Там и сейчас было пусто. Уютное местечко на троих у первого же окна. Правда, сидеть там он, видимо, собрался в одиночку.
Но дойти до места ему было не суждено. Петрус снова выставил ногу, причём не заранее, а прямо уж наверняка, чтобы паренёк точно споткнулся. С криком падая, тот уронил, разумеется, всё, что нёс. Картофелина вылетела с тарелки, падая на грудь лорда Берлиса, перепачкав камзол. Сама посуда, рухнув на дощатый пол, разбилась на осколки. Вилка вонзилась в поверхность стола лесорубов, а ножик «приземлился» неподалёку, остриём направляясь в сторону знатного гостя.
– Блин блинский! Простите, – с пола заявил паренёк, пытаясь подняться, не зная даже, за какой хвататься ушиб: болели и лоб, и колено, и немного в груди, ведь он в падении стукнулся рёбрами.
– Как это понимать?! Это что? Покушение? – обомлел лорд, наряд которого принялись протирать и промокать салфетками его телохранители-рыцари.
– Никак нет, – замотал головой, потирая шишку над бровью, паж. – Расставили тут копыта… – пнул он ножку стула Петруса. – Сложно ноги убрать?!
– Сложно смотреть, куда идёшь, малыш? – усмехнулся тот.
– Мой малыш тебе в рот не влезет, – грубо ответил мальчишка.
– Да-а? – поднялся громила из-за стола. – Знаешь, я в этом мире не люблю только две вещи. Непогоду, потому что моя мать скончалась от лихорадки в грозу, и когда мне дерзят такие хлюпики типа тебя! – толкнул он пажа, так что тот опрокинул и рядом стоящий стул, и столик.
– Сила есть, ума не надо, ага, – поморщился юноша, кое-как поднимаясь.
– Я не понял, это ты меня тупым ща назвал? – поднял свои светлые брови Петрус и оглянулся на своих ребят.
– Даже не удивительно, что не понял, – криво усмехнулся паж.
– Да ты вообще хоть знаешь, кто я? – хорохорился громила. – К твоему сведению, поверенный самого лорда!
– Да хоть кошки драной, – сплюнул ему на башмак юноша.
– Эй! – возмутилась остроухая особа из рода фелинов.
– Это он сейчас и вас, и лорда самого оскорбил! – возмущался Петрус, повернувшись к женщине-кошке и оглядев остальных.
– Тут зубы выбили пажу, и тот упал без сил! – забренчал по струнам вскочивший с места гном, но видя, как на него злобно уставились дружки светловласого бугая, попятился к выходу. – И наш чудесный музыкант покинул вмиг трактир!
Пел он нескладно.
– Куда же он… – расстроилась у стойки та пьяная девица, которую ранее гном с собой туда притащил.
– Так и не взялся тачанку мою продавать, – сожалел трактирщик.
– Да куда он с тонущего корабля? Один трактир на весь город, Ганс. Вернётся ещё, никуда не денется, – заверил Берн, вслушиваясь в происходящее за спиной.
– А если сядет на первую же телегу и в другой город укатит? – спросил тот.
– Он ж меня нанял эскортом, – напомнил Бернхард.
– Так и ждёт снаружи. Как выйдешь, так и укатите. Вдруг он уже там с конём или с нанятой повозкой как раз окажется, – предположил трактирщик.
– Ну, стало быть, не судьба, – цокнул языком Берн, заглянув в свою почти опустевшую кружку, и с хищным взором стал изучать рюмку багряной ягодно-травяной наливки, оставленную Аргоном. – Если письмо от матери придёт, ты за меня так и ответь: мол, нашёл работёнку, поехал по городам музыканта сопровождать, скоро вернусь, расскажу, где что видел. Она любит слушать про разные города…
– Она ж по почерку поймёт, что не ты, – удивился Ганс.
– Так ты от себя напиши, дурья башка, – закатил глаза экс-капитан.
– У меня, сам знаешь, почерк хромает, – фыркнул трактирщик.
– Хромает у нас косой дядька Вукол и одноногая Карлина. Нечего на почерк свой наговаривать, – спорил с ним Берн.
– Да меня же за почерк из школы выгнали! Худший во всём городке! Как пить дать! Что ни напишу – никто не прочтёт. Будто алхимические трактаты на иноземном языке. Я сам его с трудом разбирал. Как курица лапой, – заявлял Ганс.
– За почерк… Нет чтобы за выпивку выгнать, – усмехнулся Бернхард.
– Думаешь, меня твой клинок испугает?! – тем временем позади них заметил ножны на поясе у пажа Петрус. – Да, может, это вообще муляж! Детская игрушка! – рассмеялся он, оглядываясь на остальных. – Я этого сопляка и голыми руками… – двинулся он вперёд.
– Да чтоб тебя… – разжав правый кулак, хлопнул Берн по столу. – Угомонились там!
– Да всё путём, экс-капитан, – оглянулся на него громила. – У нас важный гость, а эта малявка тут сквернословит. Надо просто уму-разуму малышню научить. Вытравить грызунов. Вредителей. Как говорится: мышка бежала, хвостиком махнула…
– Я тебе покажу мышку! – шлёпнул своей перчаткой его по щеке разъярённый паж. – Ща как дам больно!
Он коснулся пальцами опрокинутого столика позади, и древесина того будто бы «ожила». Снизу, приподнимая сквозь щели половые доски, проросли корешки, вдоль ножек разродился вьюн с позеленевшими почками, сверху начали появляться маленькие вытянутые листики.
Колючие стебли начали приближаться к сапогам крепкого дровосека. Тот выхватил с пояса свой топор, готовясь рубить и кромсать нерадивые побеги и любую другую ожившую древесину, возможно, даже с её создателем-чародеем, если потребуется.