Под мириадами угасающих звёзд
Шрифт:
— Я направлю в тебя Исток, а ты попробуешь активировать её! — оживлённо сказала Клио, её глаза засияли надеждой.
— Ага, — закивал Гилл. — Как?
— Не знаю! — воскликнула Клио, немного рассмеявшись. — Просто возьми мемолибру в руки! Я уже всё перепробовала, так что, если ничего не получится, то так уж и быть.
— Ладно, давай попробуем! — с энтузиазмом заявил Гилл и осторожно взял сферу в руки. — Тяжелая!
— Готов? — спросила Клио, её лицо выражало решимость. Когда Гилл кивнул, она закрыла глаза и направила в него поток энергии Истока.
Ничего не происходило.
— Ничего не… — но вдруг почувствовал сильный толчок, как будто невидимая волна прошла через его тело.
***
Геродот поднимался по ступеням, ведущим в таинственный храм, величественный фасад которого некогда сверкал золотыми орнаментами и мраморными колоннами. Он на мгновение остановился, обернувшись, чтобы взглянуть на полыхающие руины города. После нескольких часов непрекращающихся орбитальных ударов от города почти ничего не осталось, лишь обломки зданий, и дымящиеся кратеры. Тем не менее, вдалеке ещё виднелись отдельные вспышки огня — признаки того, что некоторые отважные защитники все ещё сражались, не сдаваясь до последнего.
— Огрызаются, — сказал Мариней с некоторым оттенком уважения в голосе, наблюдая за последними попытками сопротивления.
Геродот удивлённо посмотрел на своего десятника. Мало к кому этот прославленный гоплит проявлял уважение, но воины в тёмно-синей броне явно заслужили его. Их стойкость и упорство, даже перед лицом неизбежного поражения, было впечатляющим.
Мариней был высоким, широкоплечим человеком с вечно хмурым лицом и молчаливой натурой. Его чёрные волосы и борода давно начали седеть, а шрамы сообщали о годах суровой службы. Он прослужил Геродоту больше четверти века, являясь не только его верным десятником, но и другом. Мариней давно заслужил право Вознестись в статус Младшего, но постоянно отказывался, считая, что не достоин такой чести.
— Господин, как думаете, кто они? Кому служат? — спросил десятник, озираясь вокруг разрушенного храма и следя за оставшимися огоньками сопротивления.
— Не знаю, но не горю желанием с ним встречаться, — хмуро ответил Геродот, его голос был пропитан усталостью и горечью. Он взглянул на своих воинов. Из сотни верных ему гоплитов осталось в лучшем случае тридцать. Их доспехи были поцарапаны и покрыты грязью, лица — измучены. Геродот, собравшись с мыслями, направил в них Исток, добавив им сил, и жестом велел следовать за ним дальше.
Поднявшись на храмовую площадь, Геродот окинул её взглядом и велел своим воинам быть настороже. Каменные плиты площади были усеяны телами павших, их кровь образовывала тёмные лужи, смешиваясь с пылью и обломками. Сражение было жестоким, и гармонические вибрации Истока сбились со своего ритма, из-за чего Геродот стал почти слеп и едва чувствовал присутствие своих воинов. Поэтому он не почувствовал десяток противников, когда они вышли из храма и преградили путь.
Геродот мгновенно отдал приказ своим воинам, и гоплиты приготовились к атаке, но их противники внезапно подняли головы вверх, успев вскинуть свои дори. Однако ни один выстрел не прозвучал. На них опустилась крылатая
Лишь Геродот и повидавший многое Мариней не отвели взглядов, когда она опустилась с неба и начала свою кровавую трапезу. Ламия, словно существо из ночных кошмаров, с перепончатыми крыльями и когтями, рвала плоть врагов, словно хищный зверь. Остальные воины не могли смотреть на эту кровавую расправу. Её острые, как лезвия, зубы вгрызались в тела, вырывая куски плоти. Когда последний из защитников храма умер, обескровленный и отброшенный в сторону как тряпичная кукла, Ламия сложила свои перепончатые крылья и повернулась к оставшимся, представая во всём своём ужасающем величии. Её мертвенно-бледное лицо осветилось зловещей улыбкой, обнажившей её острые зубы. Янтарные глаза остановились на Геродоте. Она сделала шаг к нему, заставив гоплитов вздрогнуть. Увидев их реакцию, она рассмеялась, её смех эхом разнёсся по опустевшей площади.
— Не бойтесь! Я уже насытилась! К тому же я бы не посмела питаться воинами моего дорогого братца! Если только он мне не разрешит! — она приветливо улыбнулась, напугав гоплитов ещё больше. Её улыбка была одновременно прекрасной и пугающей, как у хищника, который только что насытился.
— Здравствуй, Ламия, — хмуро произнёс Геродот, его голос звучал сдержанно, но внутри клокотала смесь чувств. — Мне казалось, ты решила не вмешиваться в битву после ссоры с отцом.
Ламия только усмехнулась, её взгляд наполнился озорством и загадочностью, как у кошки, играющей со своей добычей.
— Ах, Геродот, я и не вмешивалась в битву. Я просто проголодалась, а здесь такое раздолье! — Ламия расправила свои перепончатые крылья, её глаза сверкнули озорным светом. — Настоящий пир!
— Рад, что тебе весело, сестра, — покачав головой, сказал Геродот и повернулся к своим людям. — Мариней, расставь людей по периметру и свяжись со штабом, пусть пришлют нам подкрепление. Я осмотрю храм.
Десятник хмуро посмотрел на Ламию и, склонив голову, покорно произнёс:
— Будет исполнено, господин!
Геродот проводил его взглядом, отмечая, как измученные гоплиты вновь принимают боевые позиции, и направился к храму, проходя мимо сестры. Ламия нахмурилась, обиженно сложила руки на груди, а затем, словно капризный ребёнок, пошла за ним.
— Как думаешь, зачем отец во всё это влез? — она нарушила молчание, её голос звучал с легкой ноткой раздражения. — Эти проходимцы из Тира, — она поравнялась с братом, — я им не доверяю.
Геродот на мгновение замедлил шаг, задумавшись, прежде чем бросить через плечо:
— Тогда почему ты поддержала отца?
— Он достал меня из стазис-камеры! — Ламия встала перед ним, преградив путь. — И пообещал столько еды, сколько я захочу. Как я могла отказаться от такого предложения?! Но мне, как и тебе, эта история с Тиром не нравится. Взгляни на этот храм! Меня от одного его вида в дрожь бросает! Жуткое место!
Геродот взглянул на величественные, но разрушенные колонны, некогда белоснежные, теперь были покрыты копотью и кровью. Внутри царила зловещая тишина, прерываемая лишь шепотом ветра, проникающего через выбитые окна.