Под-Московье

Калинкина Анна

Марина сменила Профессору повязку. Рука у него слегка распухла, но ничего угрожающего Игорь пока не заметил.

Вечером Игорь вдруг решил задать Профессору давно уже вертевшийся на языке вопрос — что же он все-таки рассказывал про бежавшую женщину с ребенком, которую люди потом стали считать заступницей.

— Я думаю, это просто легенда такая, — пояснил тот. — Действительно, какая-нибудь женщина вполне могла убежать в туннель с младенцем. Ну, мало ли, родильная горячка приключилась или что-нибудь в этом роде. В таком состоянии женщины способны на самые странные поступки. Ну и, конечно, бедняжка погибла. Нет, я даже допускаю, что она могла добраться до соседней станции, что там ее приютили. Но ничего сверхъестественного в этой

истории нет. Просто люди сочиняют легенды, приукрашивают их по-своему, потому что им хочется верить в чудо. В этой легенде, я думаю, воплотилась народная мечта о свободе, отваге и торжестве справедливости. Ведь подумайте, какое мужество потребовалось женщине, чтобы пойти наперекор всему, бросить вызов охранникам, заведенному порядку, да даже и самой смерти! Пусть, мол, все равно погибну, но по своей воле, а не по вашей. Вот это и есть настоящая свобода выбора!

— Ну да, из двух зол. Шило на мыло поменять, — хмыкнул Игорь. На самом деле эта легенда в таком виде, как ее преподнес сейчас Профессор, ему очень понравилась. Ему понятнее стал поступок неизвестной женщины, чьи кости уже наверняка давно истлели в туннеле. Ах, нет, Профессор же говорил — их на обереги растащили. Даже после смерти люди не хотели оставить ее в покое, обращались к ней за помощью.

— Да ведь не ей же смертью угрожали, — заметил Игорь. — Убить хотели только ребенка.

— А вы считаете, что после этого она смогла бы жить среди этих людей как ни в чем не бывало? — хмыкнул Профессор.

— Но ведь глупо пытаться ее найти. Это все равно что ветер ловить. Если вы имеете в виду, что ее помощью кто-то хочет заручиться…

— Тсс! — Профессор недовольно приложил палец к губам, оглядываясь по сторонам. И, понизив голос, продолжал: — Разве я говорил, что ищут ее?

— Но как же тогда понять тот наш разговор на Цветном бульваре? — удивился Игорь.

— Вы не поверите, какие странные вещи способны выдумывать люди, — произнес Профессор еще тише. — Ходят слухи, что женщина-то погибла, но такой страшной ценой она купила жизнь своему новорожденному сыну. И он рос, как обычный ребенок: она некоторое время его опекала, а потом вывела к людям. Мальчик воспитывался на одной из станций, где никто не знал его истории. Сейчас, как некоторые считают, ему может быть примерно лет двенадцать. И вот именно его-то и ищут… некие, скажем так, заинтересованные лица. Они считают, что, найдя ребенка, смогут заручиться поддержкой его матери, заставить ее помогать им. Да и то сказать, какая мать устоит, если пригрозят замучить ее сына?

— Ну, это нереально, — пробурчал Игорь. — По всему метро искать мальчишку…

— Одержимые люди способны на многое, — не согласился Профессор. — В древней истории известен случай, когда один из царей, желая убить единственного младенца, представляющего для него опасность, просто отдал приказ истребить всех родившихся в этот день мальчиков. Для человека, обладающего властью, ничего не стоит отдать любой приказ, сколь бы он ни выглядел абсурдным, а уж как его выполнять — о том пусть болят головы у его подчиненных. Да притом круг поисков все же несколько ограничен. Считают, что история эта произошла на Полежаевской, поэтому искать ребенка будут на ближайших станциях.

— Беговая, Улица тысяча девятьсот пятого года, — прикинул Игорь.

— Ну да. До вольного города Тушино они вряд ли доберутся. А впрочем, кое у кого руки длинные.

* * *

Игорь шел по станции, и вдруг его окликнули:

— Громов, ты? Как ты здесь оказался?

Он вздрогнул, оглянулся. Остренькое личико, обрамленное растрепанными белокурыми патлами. Тонкие губы. Красные, как у крысы-альбиноса, глаза. Хрупкая фигурка, затянутая в костюм цвета хаки.

Эля. Его конкурентка по разведшколе.

То есть это она так считала, что конкурентка. Ей вечно хотелось доказать себе и окружающим мужикам, что она круче, умнее, способнее. К Игорю она, кажется, неровно дышала, и тем сильнее лезла из кожи вон. А он старался держаться от нее подальше.

Она вечно придумывала какие-то вычурные варианты своего имени. Называла себя то Элеонорой,

то Эвелиной. А в последнее время ей нравилось, чтобы ее звали Элен. Причем вся эта «экзотика» настолько не вязалась с ее внешностью заморенного крысеныша, что Игоря смех разбирал. Какая, к черту, Элен? К тому же было противно — получалось вроде бы сравнение с Леной. С прекрасной, гордой и прямодушной Еленой, которая была бесконечно далека от всех этих расчетов и интриг. Игорь знал, что Эля Елену ненавидела, а та ее просто не замечала.

Было в Эле что-то странное. Игорь не понимал, зачем она так стремилась попасть в разведшколу. Считал, что нормальным девушкам там не место. А она старалась поразить его воображение своей удалью. Рассказывала, как присутствовала на допросах, как при ней пытали пойманного шпиона. И как ей доверили загонять иголки ему под ногти.

— Ты не представляешь, как он визжал! — с упоением рассказывала Эля. Игорю в этот момент захотелось ее ударить, он еле сдержался.

У Эли всегда была куча идей, как можно развязывать языки молчаливым.

— Нужно привязать пленника и запустить в комнату голодных крыс. Он тут же выложит все, что знает, и даже то, чего не знает. Даже самый стойкий сломается, — деловито говорила она. И все время старалась продемонстрировать начальству свою старательность и инициативность. Но ею как будто слегка брезговали. А она-то, наивная, все никак не могла понять — почему…

Эля любила заводить задушевные разговоры, старалась выпытать подноготную собеседника. Чтобы потом, извратив самые невинные признания, поливать его грязью и со смехом рассказывать гадости окружающим. У нее были свои способы управлять людьми — сначала втираясь в доверие, прикидываясь беспомощной, белой и пушистой и вызывая на откровенность. Когда оценивали задания, Эля так и сюсюкала с однокурсниками, добиваясь хороших отзывов. Но если кто-то смел усомниться в ее выдающихся способностях, поливала конкурента отборным матом. Без свидетелей, разумеется, чтобы не выходить из образа. Тем не менее скрыть что-то на станции было трудно, и все уже давно об этих ее милых особенностях знали. При этом Эля искренне жаловалась на непонимание, на то, что ее никто не любит и не ценит. Впрочем, Громову все это было параллельно — он по жизни был замкнутым, в доверительные беседы с нею, да и с другими никогда не вступал. Он давно взял на вооружение фразу, вычитанную в какой-то книжке. Название той книжки он не помнил уже, но фраза очень ему понравилась: «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас».

С тех пор Игорь всегда старался говорить поменьше, а слушать побольше. Он знал, что окружающие считают его молчаливым, надежным и недалеким. Знал и пользовался этим. Когда его пытались втянуть в игру, которая ему не нравилась, достаточно было сделать вид, что плохо понимаешь собеседника, и тот вскоре отвязывался, досадуя на его тупость. С Элли тоже нередко так бывало. Она пыталась строить ему глазки, а Громов делал вид, что не замечает ее маневров. Все это его очень развлекало.

Но теперь Игорь даже рад был увидеть старую знакомую. Возможно, она поможет ему. Вот только что она здесь делает? Шпионит в пользу Красной линии? И как ему держаться теперь с ней, чтобы она не поняла — он уже не считает себя бойцом товарища Москвина, он теперь сам по себе?

— Как тебя зовут здесь, Элли? — спросил он, чтобы выиграть время.

— Неужели ты жив? — не отвечая на вопрос, все бормотала она. — А мы-то тебя давно похоронили…

— Эльза! — вдруг окликнул ее проходивший мимо тип в серой форме, с трехконечной свастикой на рукаве. И неприязненно уставился на Игоря. Тот напрягся, а Эля вздрогнула.

— Вы обознались, — быстро ответила она типу, но Игорь мог бы поклясться, что Эля одновременно сделала ему какой-то знак.

— Простите, фройляйн, — усмехнулся тип и отошел, но продолжал поглядывать на них издали. Игорю вдруг пришли в голову странные мысли. А что, если Элли работает здесь не только на красных? Он всегда думал, что она вполне могла бы найти общий язык и с фашистами. Двойной агент — почему нет? Элли всегда хотелось устроиться получше. Пожалуй, надо быть с ней осторожнее.