Под-Московье
Шрифт:
– Как мы можем вам помочь?
– Оставьте еду, если можете, и уходите. Кому судьба – тот выживет.
– Нет, – вдруг сказала Кошка. – Я не уйду.
Сергей изумленно посмотрел на нее.
– Надо похоронить мертвых, иначе и вправду начнется болезнь. Надо кому-то приносить людям еду и нормальную воду, пока они не окрепнут. Иначе они точно все умрут.
– Может, мы лучше отведем их на Сходненскую? – засомневался ученый. – Там и еда имеется, и врач какой-никакой.
Иван покачал головой:
– Их туда не пустят. Побоятся эпидемии. Да и нас самих теперь – не факт, что пустят. Мы же с ними общались,
Сергей задумался и в конце концов признал, что не знает, как быть.
– Зато я знаю, – твердо сказала Кошка. – Вам нужно вернуться, рассказать обо всем и убедить людей, что это не эпидемия, что опасности нет. Ну, хотя бы постараться. Может, конечно, они не сразу поверят, но со временем поймут, мне кажется. Вы-то не умрете, хотя и побывали тут. А я останусь. Буду помогать. Если кто-то выживет, приведу их на Сходненскую потом, когда люди успокоятся. Или от вас кто-то придет.
– Я не могу тебя оставить тут! – немедленно заявил Сергей.
– Ты не можешь заставить меня уйти! – горячо ответила она.
– Тогда… я тоже останусь, – но на этот раз в голосе ученого звучала неуверенность, поэтому Кошка мягко покачала головой:
– Нет. Ты больше пользы принесешь там. Ты ведь умеешь говорить так, чтобы другие тебе верили. Вот и убеди этих, со Сходненской. Сделай так, чтоб тебе поверили. Тогда ты спасешь себя и всех нас. Только пока вы еще не ушли, помогите мне похоронить мертвых. Наверное, надо их сжечь.
И Сергей послушался. Кошка знала, что так будет. В большинстве случаев ей удавалось убедить его, настоять на своем. Может, поэтому ей и не хотелось больше оставаться с ним. Этого она не знала. Чувствовала только, что теперь у нее есть настоящее дело.
И все же, пока они стаскивали в кучу мертвые тела, а потом собирали по станции горючие материалы и разводили огонь, Сергей пытался вполголоса убедить ее:
– А вдруг они обманывают? Вдруг это заразная болезнь? Ты должна подумать о себе. Ну, если о себе не хочешь, подумай хотя бы обо мне или о Павлике.
– Ты – взрослый, – улыбнувшись, сказала она, – ты, если что, справишься и сам. А Павлик тоже вырастет как-нибудь. Мало ли в метро сирот? Ему еще повезло – я уверена, что Нюта не даст ему пропасть. За него я не беспокоюсь. Этим людям сейчас куда хуже, чем ему. И о них некому подумать.
– Скорее всего, они все равно обречены.
– Посмотрим. Кстати, если болезнь и впрямь заразная, то все равно уже поздно об этом думать.
Сергей возвращался с тяжелым сердцем. Иван, шедший впереди, всю дорогу до Сходненской молчал. А на подходах к станции вдруг остановился.
– Ну все, довел я тебя. Пойду обратно.
– Куда? – удивленно спросил Сергей.
– Помочь надо девушке – трудно ей там будет одной с больными.
– Тогда я тоже вернусь.
– Нет, – твердо сказал Иван, – ты должен пойти и рассказать людям, что произошло. Она права. Нужно убедить их, что болезнь не опасна.
И Сергей послушался – а что ему еще оставалось делать?
Патруль остановил его еще на подходах к Сходненской – видимо, то был приказ коменданта. Его отвели в подсобное помещение и заставили буквально выкупаться в дезрастворе. Несколько дней он провел в изоляторе, перед дверью которого
– Живы будут – сами придут, – уговаривал он Сергея.
Заметно было – несмотря на то, что ситуация вроде бы разъяснилась, предубеждения у него остались. Особенно против «растреклятых обезьян».
Прошло уже больше недели, когда из туннеля со стороны Планерной к постам вышел, наконец, человек. Он еле передвигал ноги, а на подходах к станции и вовсе свалился без сил.
– Я не болен, просто устал очень, – извиняющимся голосом пробормотал он, и Сергей с трудом опознал Ивана – таким чумазым и осунувшимся было его лицо. В изоляторе он проспал чуть ли не сутки и лишь потом смог отвечать на вопросы.
Один из мужчин все-таки умер, зато остальные быстро идут на поправку. Он постарался обеспечить их на некоторое время едой, но хорошо бы все-таки забрать жителей Планерной сюда, хотя бы на некоторое время. А если это невозможно, то он снова вернется к ним и будет помогать, пока они не окрепнут достаточно, чтобы самим о себе позаботиться.
– А Катя где? С ними? – нетерпеливо спросил Сергей. Иван только головой покачал:
– Она мне очень помогла в первые дни. Мы с ней на поверхность выходили, кое-какой еды натаскали людям. А когда стало ясно, что большинство выкарабкается, она ушла.
– Как – ушла? Куда тут можно уйти?
– Да ведь у нее карта была. Она сказала, что хочет пройти в большое метро тем же путем, что Нюта когда-то. Увидеть девушку, которая гуляет по трамвайным рельсам. Заглянуть в овраг к Павлу Ивановичу и Маруське. Просила не волноваться за нее и сказала, что будет всех вас вспоминать. И скучать тоже будет, а только взаперти усидеть не сможет. Она хочет теперь узнать про какого-то знакомого, которого оставила на Китай-городе, – она называла имя, да я позабыл. Сказала – ей кажется, что он жив, и она его найдет.
Сергей схватился за голову. Но сделать ничего уже было нельзя…
Эпилог
В новом коллекторе Неглинки, в просторном туннеле, где вдоль берегов, покрытых слоем ила, протекал быстрый, но неглубокий мутный поток, сидел бледный светловолосый человек в потрепанном костюме защитного цвета и глядел в воду. Из выкрошившихся цементных стен кое-где торчали прутья железной арматуры, в свете факела еще можно было разобрать сделанные когда-то краской надписи. Здесь и там виднелись сероватые выросты – причудливые грибы. Корни деревьев, свисавшие сверху, образовали над головой сидевшего густую бахрому. Рядом с человеком неподвижно застыл белый таракан размером с небольшую собаку.