Под Москвой

Федоров Павел Ильич

– Танки, товарищ генерал. Уходить надо, они уже на окраине Язвищ...

– А пушки твои где?
– круто повернувшись к нему, жестко спросил Доватор.

– Смяли... раздавили... Танки... Комиссар убит...

– А почему ты цел? Где автомашины, которые возили твои пушки? Кто будет подбирать раненых, которых ты бросил? Фашисты?

Командир растерянно молчал. Доватор приказал его арестовать. Неожиданно к командному пункту, грузно давя мерзлые глыбы земли, подошел тяжелый танк КВ. Из люка показалась голова танкиста в ребристом шлеме с черномазым молодым лицом.

–

Товарищи, - закричал он, - где штаб генерала Доватора?

– Я Доватор. В чем дело?

– Приехал выручать, товарищ генерал. Приказал командарм.

– Кого выручать?

– Вас, товарищ генерал, и штаб.

– Молодец! Вот спасибо... Как фамилия?

– Младший лейтенант Голубев.

– Знаешь что, голубчик... Мы себя сами выручим, а ты скорым ходом помоги своим товарищам - танкистам. Они вчетвером отбивают атаки шестнадцати немецких танков. Четыре уже подбили, а ты возьми четыре на себя.

– Есть, товарищ генерал, подбить четыре!

Танкист захлопнул люк. Рванувшись с места, могучая машина, ломая мелкий кустарник, вышла на поле. Через несколько минут орудийный хобот ее, сверкнув огненным языком, выплюнул тяжелый бронебойный снаряд. С ползущего к селу немецкого танка сорвало башню и отбросило в сторону.

– Молодец!
– не отрываясь от бинокля, крикнул Доватор.

Другие танкисты, увидев поддержку, смело пошли в атаку. Справа ударили дивизионные пушки. Шесть уцелевших немецких танков начали поворачивать назад, но там их встретили батарейцы Ченцова и подожгли.

Доватор повеселел, но с появлением Кушнарева лицо его снова омрачилось.

– В дивизионной батарее одна пушка подбита, остальные три целы. Комиссар погиб, - быстро доложил Кушнарев.
– Я их нашел, товарищ генерал, в лесу. Потеряв комиссара, они решили сменить позиции, передвинуть пушки глубже в лес. Когда я пришел с разведчиками, сержант из трех орудий открыл огонь и сразу же подбил два танка. Куда исчез командир, они не знают.

– Что будем делать, Михаил Павлович?
– сумрачно спросил Доватор у Шубина, прислушиваясь: приближался шум мотоцикла.

– Военный трибунал разберет. А как ты полагаешь, Лев Михайлович?

– Согласен, - сурово и резко сказал Доватор.

Подъехал мотоциклист. Из коляски вылез начальник политотдела Уваров. За рулем сидел высокий командир. Это был офицер связи штаба армии.

Уваров быстрыми шагами направился к Доватору. Поздоровался за руку. Он был сильно чем-то взволнован и не мог говорить. Красивое побледневшее лицо полкового комиссара осунулось, резче обозначились морщины, но большие голубые глаза блестели молодо, остро и ярко.

Заглушив мотор, офицер связи подошел к Доватору и вручил ему пакет.

Командарм приказывал немедленно перебросить группу в район Истра Горки. Из короткой армейской сводки было видно, что левый фланг армии отходит в направлении Истра, а правый продолжает успешное наступление. Доватору было приказано не допустить противника к Истринскому водохранилищу. В этом же приказе рассказывалось о героическом подвиге 28 панфиловцев.

В конце было самое удручающее

сообщение.

Прочитав его, Доватор не сразу понял все случившееся. Его рука, готовая передать бумагу Шубину, вдруг дрогнула и исчезла под буркой. Внезапно, круто повернувшись, он отошел к ближайшему дереву. Лежавшие на бруствере разведчики видели, как генерал сломал несколько веток, отшвырнул их далеко в сторону и быстро вернулся обратно.

Взглянув на сидевшего комиссара, он хотел было что-то сказать, но спазма сжала горло. Он чувствовал, как разум его никак не мог воспринять столь неожиданное и ошеломляющее известие.

– Как же это могло случиться?
– не сказал, а выдавил из себя Доватор и, склонившись к Шубину, горячо дыша ему в лицо, добавил: - Как это произошло?

– Что, Лев Михайлович?

Лицо Доватора было искажено страшной болью.

– Панфилов...

– Что Панфилов?

– Погиб генерал. Несколько часов тому назад убит...

– Да, - подтвердил Уваров, - я только что оттуда. Видел генерала... За полчаса перед этим он был в деревне Гусенево, поговорил со своей дочерью и поехал на командный пункт дивизии. Вскоре его привезли мертвого...

Уваров замолчал и отвернулся в сторону, вспоминая, как оцепенели лица бойцов и командиров, которые безотрывно смотрели на бездыханное тело генерала.

Где-то неподалеку прогремел залп гвардейских минометов. Ему яростно вторили пулеметы. Все молчали и как будто не слышали грохотавшего вокруг боя.

Доватору стоило больших усилий осознать, что его боевого соседа и друга уже нет. Перед ним стоял живой, добродушный, улыбчивый Иван Васильевич Панфилов, всего несколько дней назад подаривший ему, Доватору, перчатки. Медленно подняв голову и посмотрев на Уварова, Лев Михайлович с тягостным принуждением, срывающимся голосом спросил:

– Дочь, говорите, родная? Да-а... Знаю. Валентина. Рассказывал он... Я еще ему завидовал, что вместе с дочерью воюет.
– Лев Михайлович, все время ходивший от блиндажа к дереву и обратно, вдруг остановился и, глядя себе под ноги, стал притаптывать валеным сапогом жесткий снег. Михаил Павлович Шубин, о чем-то думая, стучал по планшетке большим красным карандашом. Уваров, перечитав в блокноте записи, не отрываясь, смотрел на пестрые лохмотья разбитых снарядами елей, на разбросанные в беспорядке сучья, поваленные стволы деревьев, исковерканные немецкие танки с торчащими вверх надульниками... Обыкновенная картина только что закончившегося боя. Еще не успели собрать трофеи и похоронить погибших...

Уваров, как и Доватор и военком Шубин, напрягая волю, старался представить героическое сражение панфиловцев с полсотней танков противника. Сегодня утром он специально поехал в политотдел панфиловской дивизии, чтобы узнать подробности этого подвига. Там ему сообщили, что на горстку людей, которыми командовал политрук Василий Георгиевич Клочков, противник сначала бросил двадцать танков. Мужественные советские люди вступили в неравный бой. Они уничтожали танки гранатами, жгли бутылками с горючей смесью. На месте боя осталось четырнадцать обгорелых машин.