Под Москвой
Шрифт:
Доватор улыбнулся и промолчал. Отвернувшись, смотрел через стекло на бежавшую рядом белую полосу реки Москвы, изогнувшуюся широкой кривой лентой. На противоположном берегу, в зелени притихших елей, уютно гнездились не тронутые войной дачные, с заснеженными крышами домики. От встречного потока переполненных грузами машин по обочинам шоссейной дороги вихорьками кружились хлопья снега. Ежеминутно в морозном воздухе раздаются густые суровые гудки тяжело урчащих грузовиков.
Покрывая металлический лязг гусениц и свист кованых колес, поют идущие вдоль магистрали солдаты в краснозвездных касках.
"Пройдут месяцы, годы, - думают
А сейчас поют солдаты, гудят гудки, призывно гудят!
Звуки несутся к расчищенному от туч ясному зеленоватому небу, где яркое полуденное солнце раскинуло над широкой землей свои радостные лучи, горячие, как человеческое сердце.
Машина въехала в просторный, обнесенный высоким забором двор.
Полковник с подстриженными над верхней губой усиками провел генералов в большую светлую комнату, где уже собрались вызванные Доватором военком Шубин, генерал Атланов, начальник политотдела Уваров, командиры полков Бойков и Осипов.
Поздоровавшись с ними, о чем-то переговорив со встретившимся знакомым генералом, Дмитриев прошел в другую комнату.
Доватор остался со своими командирами. По выражению их лиц Лев Михайлович понял, что они ожидали его с нетерпением, но расспрашивать сразу не решались.
В комнате стояла выжидательная тишина.
В углу около телефонных аппаратов сидел молоденький лейтенант, беспрерывно прижимавший к уху телефонную трубку. В то же время он приглаживал и без того аккуратно причесанные волосы.
– Что-нибудь расскажешь, Лев Михайлович, или нет?
– подставляя Доватору стул и придвигая свой, спросил Шубин.
– Новости есть, Михаил Павлович, да еще какие!
– задорно подмигнув командирам, ответил Доватор.
Генерал Атланов, позванивая шпорами, подошел к Шубину и стал рядом с его стулом. Подошли ближе Уваров и Бойков. Только подполковник Осипов, сутуля плечи, примостился на подоконнике и зло косился на лейтенанта, вежливо запретившего ему курить.
– Первая новость - это, конечно, гайки подкрутят, - проговорил Осипов мрачно, предполагая, что раз вызвало высокое начальство, значит, без нахлобучки не обойдется...
– А что, у тебя ослабли?
– оборачиваясь к подполковнику, спросил Доватор.
– Мы это можем и без больших начальников сделать, - заметил Шубин.
– Да на себе я этого не чувствую. Но, как говорится, был бы гвоздик, а куда его вбить - место всегда найдется, - полушутливо, полусерьезно ответил Осипов.
– Ясней говори, ясней!
– допытывался Доватор.
– Он у меня, знаете, кое-чем недоволен, - улыбаясь и стараясь не глядеть на Осипова, заметил Атланов.
– Чем именно?
–
– Недоволен темпами наступления...
– Скажи пожалуйста!
– пряча улыбку, сокрушенно покачал головой Шубин.
– Ему подавай большую рейдовую операцию, без задержки прямо до Берлина...
– Лихо!
– улыбнулся Доватор.
– А что? В Берлин не в Берлин, а вот снова в Смоленщину, на широкий простор! Как бы я там развернулся!
– Осипов соскочил с подоконника и увлеченно продолжал: - Каждую ночь мы спокойненько могли бы ликвидировать не меньше пяти гарнизонов, эшелоны - под откос, штабишки - на воздух, диверсии на большаках, глубокая разведка... Партизаны там большой опыт накопили! Вместе с ними действовать можно смело! Что, не правда? Скажите, товарищ бригадный комиссар.
– Согласен. А вы скажите об этом командующему, - предложил Шубин, - а мы поддержим.
– И скажу!
– горячился Осипов.
– Начинается новый этап войны.
– Очевидно, до командования дошли слухи о вашем стратегическом плане, поэтому и вызвали, посоветоваться хотят...
– неожиданно ввернул гладко причесанный лейтенант, невзлюбивший Осипова за его, как ему казалось, вольное поведение в присутствии генералов.
На секунду наступила тишина.
Открылась дверь. Из комнаты вышел полковник и пропустил мимо себя немецкого офицера с черной повязкой на глазу. Вслед за ним вышел рослый смуглолицый человек. Это был один из знаменитых разведчиков фронта. Он отвел гитлеровца в противоположный угол комнаты и, кивнув своей крупной головой на стул, коротко бросил:
– Садитесь, курите.
Вынув из кармана пачку сигарет, он протянул их гитлеровскому офицеру. Сам же достал кисет и набил небольшую, короткую трубочку.
Присутствующие с любопытством рассматривали разведчика и его "подшефного".
– Из далеких краев птичка?
– спросил Доватор.
– Господин Прайс, генеральский адъютант, - охотно ответил разведчик.
– Мы с ним недавно немного "попутешествовали" вместе... И кажется, поладили, вот видите, покуриваем...
Это был действительно капитан Прайс, адъютант генерала Штрумфа. Прижимая к тонким, сморщенным губам сигарету, он молча рассматривал советских генералов и думал о могучей силе русских, которые даже в это трудное для них время могут так весело смеяться. Откуда они черпают эту силу? Он уже давно забыл, когда сам смеялся, и не помнит, чтобы на лице его начальника, генерала Штрумфа, появилась когда-нибудь такая же, как у этих людей, улыбка. И Прайс вспомнил, как несколько дней назад, во время бомбежки штаба армейской группы, генерал Штрумф, находясь в бомбоубежище, послал его в другой бункер за какими-то документами. У входа капитана встретили очень спокойные советские воины, завели его в какой-то пустующий бункер, приставили к виску пистолет, завязали какой-то тряпкой последний глаз и приказали садиться в машину.
Воспользовавшись паникой во время налета советской авиации на расположение штаба, они неизвестно каким путем проникли туда и увезли капитана Прайса к русским позициям.
Прайс жадно курит и все время зверовато косится на угрюмого вида подполковника, крепко зажавшего в большом кулаке полукруглый эфес кривой кавказской шашки.
Осипову становится трудно дышать. Ловя скользящий взгляд одноглазого фашиста, он начинает сердито кряхтеть и покашливать. Хрипловатым заикающимся голосом спрашивает: