Под навесами рынка Чайковского. Выбранные места из переписки со временем и пространством
Шрифт:
Оттепель, туман. Мне всё равно. Играю на бирже. То быки, то медведи. Кто знает, тот понимает. А кто не знает – тому и не нужно. Ни слов, ни музыки. Только ставки. Отбросив всё остальное. Тут либо ты, либо тебя.
– Что вы можете сказать о восьмой симфонии…
– Я ненавижу музыку…
– А, скажем, это… как его… поэзия… философия… театр… кино…
– Оставьте меня в покое.
– А вы, собственно, кто?
– Никто.
– Вы еще живы?
– А вам-то какое дело? Я пока еще жив и предлагаю вам выпить со мной водки.
– Спасибо.
– Выпьем, и я отвечу на все ваши вопросы.
– Даже не знаю.
– Тогда – оревуар.
Авторский вечер в большом зале консерватории имени Чайковского. Музыка друга юности, композитора N. Его жизнь ушла на борьбу за квартиру, на борьбу с тривиальностью, прочим. Его музыка всегда вызывала во мне отвращение. Я никогда не говорил ему об этом. После его музыки в большом зале консерватории имени Чайковского я сказал, что был потрясен, и обнял его. А потом было застолье в его новой квартире, и я провозглашал тосты в честь моего друга, а потом все разошлись, а мы прогулялись по зимней ночной Москве, а потом вернулись домой.
По дороге домой из библиотеки спросил у незнакомой девушки, как ей Хорхе Луис Борхес, она ответила: «Усраться и не жить».
Моя мать говорила, что я рожден для тюрьмы. Жизнь проходит в ожидании предсказания. Пьешь, боишься других, особенно себя.
О Швейк! А потом были шейк, буги-вуги и прочее. И жизнь продолжается, кто-то помог мне дойти домой и хотел войти ко мне, но мне никто не нужен, гудбай, мне не нужны ваши откровения, спокойной ночи.
Не берись за работу круто, входи в нее исподволь. Работай ровно – работа приступами, сгоряча портит и работу, и твой характер. Не работай до полной усталости. Посиди, полежи – и снова за работу. Не хвались своими удачами. В случае неудачи не горячись, посиди, полежи и еще круче возьмись за работу.
– Как прозвучала твоя музыка?
– Какая?
– Там что-то для флейты… фортепиано… что-то про море, песок, слезы… что-то на стихи какого-то японского поэта… этот, как его…
– Исикава Такубоку.
– Я там был!
– Где?
– Ну, это… как его…
– Понятно. Наверное, выпить хочешь?
– За кого ты меня принимаешь?
– Ну, ладно, выпьем за музыку, которая уже никому не нужна.
Они сидели, выпивали, о чем-то говорили. Один находил в прошлом рай, другой – ад.
Мнимая тишина. Мнимые цветы. Мнимые антибиотики. Мнимое мироздание. Мнимая жизнь. Главное – упорство в достижении мнимой цели. Ни слов, ни музыки. Сжата рожь, не поют соловьи. Море мерзнет, не море, а mori. Дни проходят торжественным маршем и падают за сараем.
Они молча прогуливаются, делая вид, что прогуливаются.
– Ты давно в этом городе?
– Давно.
– Как тебе город?
– Город как город.
– Тебя здесь били?
– Неоднократно.
Нужно что-то делать… нужно преодолеть… нужно сосредоточиться… нужно собраться… нужно преодолеть страх перед тьмой и выйти в уборную… она у забора… ну, давай… дальше уже невозможно.
Хочется жить так, чтобы исправить ошибки, в связи с чем купил ватрушку и съел ее.
– Чем занимаешься?
– Работаю на ударных. Когда-то работал в группе «Эндэнделиз крайс», потом группа распалась, а я до сих пор вечерами работаю на ударных.
– Где?
– Дома.
– Как соседи?
– Они в восторге.
Сейчас работаю над рассказом, который, думаю, не останется незамеченным, а начинается он так: «Светало».
Ночь, кухня, двое за столом. Давно не виделись. Один трезвенник, другой алкоголик. Спиртного нет и не будет. Трезвенник о чем-то говорит, но алкоголик его не слышит. Трезвенник идет в туалет, алкоголик уходит в поисках спиртного. Больше они никогда не виделись.
Зима, простужен, на улицу не выпускают. У меня много книг. Я много читаю, в основном русские народные сказки. Рядом в лесу живет одинокий волк. Иногда он приходит ко мне поесть и погреться, мы играем с ним в шахматы, а потом он снова уходит в лес.
Сочинение. Тема – нравственность. Изложение темы. Нравственность – это то, что… Многоточие, запятая, тире, точка, тире, спасите наши души, далее многоточие.
Архитектор сказал, что мой дом будет в стиле модерн. Я заплатил ему за проект. Появились прораб и строители. Я выплатил им аванс. А потом они все куда-то исчезли.
Оттепель. С рюкзаком за плечами. Месит снежное месиво. Движется в сторону рынка. Что-то купит на рынке. С кем-то поддаст. О чем-то поговорит. Не успел оглянуться – уже темно. Пожалуй, домой пора.
Музыка, сочинения, жизнь и позор, скромная жизнь, скромные аплодисменты.
У парадного уже стояли, духовой оркестр исполнял прелюдии Баха, прелюдии кончились, директор поздравил всех с первым сентября и сказал, что осенью всегда хочется чего-то необыкновенного, процитировал Пушкина, расстрелял оркестр и уединился, некоторое время он ничего не делал, а потом лег спать.
Чего-то хотелось: не то Конституции, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать.
Ни людей, ни зверей, ни птиц, ни насекомых, только запах первого снега, дождя и пропан-бутана. Ожидается снег, ожидается приход человека, которого не хочется видеть.
Снег выпал ночью и лежит до сих пор. Ветер, скользко. Падений бояться не нужно. Всякие падения уже произошли… Куда-нибудь дойдем, впрочем, известно куда.