Под навесами рынка Чайковского. Выбранные места из переписки со временем и пространством
Шрифт:
Двенадцатое апреля, пятница.
Плюс два, снег, купил вымя.
– Давно не бывал в Мариуполе?
– Давно, там никого не осталось.
Четырнадцатое апреля.
Плюс три, пасмурно, ветер холодный, купил хлеб и квас, до пенсии еще шесть дней, нужно держаться.
Список тех, кого он предал. Страшно. Потом он ухмыльнулся и подумал о тех, кого еще можно предать.
Дождя уже нет, но ветер продолжается. Деревья, собственно, уже спят. Не всё купил в магазине. Альцгеймер.
Нужно
Все уже выпито, съедено, рассказано, выблеватино. И что теперь? Впрочем, жизнь продолжается. Жизнь прекрасна.
Солнце яркое, но ветер холодный. Солнце может когда-то погаснуть. Мимо окна пробегает чей-то кабан. Суслики живут в норах. Жизнь дятла проходит на дереве. Не все еще убрано с полей. Не все еще украдено. Снотворность азалептина усиливается алкоголем. Подул ветер, посыпались листья. В сарае хрюкает свинья. Виноград созрел, но он никому не нужен, по степи мчится перекати-поле и возносится к небу, капитан смотрит в бинокль и ничего не видит, надвигается шторм, не все спасутся, по улице бродят киники, перипатетики и бандиты, ночь, улица, фонарь, аптека, и пьяницы с глазами кроликов «ин вино веритас» кричат. Перевести на английский. В сарае хрюкает свинья. A pig grunts in the barn. Выпил самогонки и лег спать.
Свинья – это звучит гордо.
Нахожусь в Лос-Анджелесе по случаю вручения премии за исполнение песни… забыл, но это неважно, премия Грэмми, а также Президент поздравил меня с Днем дипломатии.
Вернулся домой. Прогулялся по темным улицам, вернулся домой. Дома обычно. Не знаешь, что делать дальше. Раньше знал, а теперь не знаешь. Бутылка пустая. Ветер дует в нее, выдувая нечто свое. Корни деревьев переплетаются и хотят что-то сказать. Не так все просто. Не говоря уж про небо. Про спиртное – банально. И все же.
Двадцать шестое апреля.
Николай Мамонтов из третьего подъезда уезжает на дачу и будет там до холодов.
Пошел на речку. Там кто-то утонул. Кто-то его вытащил и стал откачивать. Он ожил и спросил – зачем?
Никуда сейчас не могу пойти, так как курьер должен в течение дня доставить мне то, что я заказал, собственно, и пойти особенно некуда, да и, собственно, дождь.
Дождь кончился, можно выйти, прогулка в районе тюрьмы, тюремные чувства.
Вчера было двадцать пятое апреля, а сегодня уже двадцать шестое. Будучи в Мариуполе, я заметил, что там тяжело дышать, но люди живут, дышат и даже смеются.
Давно нигде не бывал и не нужно. Горы, леса, моря – эка невидаль. Здесь живи. Не выходи – там Космос. Там известно что. Покушай горохового супа и на диван ложись. Осталось немного.
Человек в полицейской униформе курит, беседует с кем-то по смартфону. Он вчера заходил. Он ищет кого-то. Я ответил, что не знаю. Возможно, он ищет меня. Грехов у меня много. Ну, не будем об этом. Давно нигде не бывал и не нужно. Вот скоро приедет Евгений Попов. Он не курит, не пьет. Дальше не знаю.
Позвонил какой-то человек. Он сказал, что я, как ветеран, могу иметь послабления в смысле оплаты за телефон. Приятно, но несколько беспокоит. Хотел
Он где-то учился. Он служил в РВСН, где хотел застрелиться, но передумал и дослужился до сержанта. Потом он где-то работал. Потом он где-то заочно учился. Потом он женился. И стал выпивать. Он и сейчас выпивает. Лежал он в разных больницах. Когда-то у него были дача, велосипед, машины «Запорожец» и «Нива», а также мотоцикл «Ява». Сейчас ничего этого нет и не нужно. Сейчас он смотрит в окно на яблоню. На яблоне осталось два яблока и много желтых листьев.
Ин вино веритас.
Аминь.
– Чем занимаешься?
– Ничем.
– Совсем ничем?
– Совсем ничем.
– А ведь когда-то занимался.
– Занимался.
– Ты ведь когда-то занимался химией.
– Занимался.
– Ты был в ряду выдающихся химиков двадцатого века.
– Юношеские фантазии.
– Но ведь…
– Юношеские фантазии.
– Что теперь?
– Ничего.
– Совсем ничего?
– Совсем ничего.
Утро, физзарядка, прогулка по двору. Завтрак – икра, овощи, фрукты, кофе, виски. Виртуальное общение с друзьями. Прогулка по двору. Виртуальное общение с друзьями. Обед – суп брокколи, шашлык, овощи, фрукты, виски. Послеобеденный сон. Прогулка по двору. На вопрос начальника ответил, что всё в норме. Виртуальное общение с друзьями. Ужин легкий, бокал кьянти. Прогулка по двору. Еще бокал кьянти. Легкая музыка, сон. Все-таки жизнь прекрасна.
Долго блевал. Страшно болит голова. За всё приходится платить. Дело не в том, чтобы пить и падать, дело в том, чтобы пить и мыслить.
Двадцать четвертое мая.
Я трезво мыслю.
Ж. плохо учится. Угрожает сжечь квартиру. Он лепит из пластилина одноклассников и вешает их. Вечерами я никуда не хожу, играю на синтезаторе.
Сегодня уже не так ветрено и скользко, как вчера, ходил в магазин, купил азово-черноморские бычки, обжаренные в томатном соусе, знак качества, только свежий улов, масса нетто 240 грамм, изготовлено в Темрюке, а также спички, изготовленные в Череповце.
Плюс двадцать. Преждевременная жара. Выпил квасу. Зазеленели кусты, деревья, появились мухи, шмели, бабочки. Некоторые из деревьев были здесь еще до моего рождения. Кошки во дворе. Дети. Машины, прочее.
Пришла весна, цвели дрова и пели лошади. Медведь из Африки приехал на коньках. Колхозный бык наяривал в баян. Чечетку бил парализованный кабан.
Дорога к морю через сосновую рощу. Вода чистая, но еще холодная. Но есть чача. Согрелся. Оказался в милиции. Ничего особенного. Уже дома.
Сегодня встретился с Дмитрием Кантовым, о стихах которого Евгений Попов сказал, что в них есть духовность, и пригласил его выпить, а потом уехал на машине. Можно сколько угодно говорить на разные темы, но вынести после себя мусор все-таки нужно. И вот, качаяся от чачи, идешь ты в сауну «Эдем» и не доходишь, ползешь домой и на диван ложися, и обступают призраки постыдной жизни.
Можно прогуляться туда, где пруд и утки голодные, а также церковь, СИЗО, военкомат, а дальше – Владимирский централ и ветер северный, а дальше – Суздаль и прочее.