Под наживкой скрывается крючок
Шрифт:
— Вас послушаешь — так вы благодетель!
Ермилов промолчал и после паузы сказал многозначительно:
— Граевский вам не поможет.
Дедов посмотрел на следователя с подозрением. В его глазах читались вопросы. Откуда Ермилов знает о Граевском?.. Не связан ли следователь с бывшим шефом Юрия? Однако высказывать вслух эти вопросы он не спешил. Более того, скоренько сориентировался:
— Если вы о моем бывшем коллеге по работе в министерстве, чем он может мне помочь? Вздор какой-то. Наоборот, это я ему навстречу пошел, он живет на моей даче.
— Он
— Ну и что? Я не люблю жить за городом. Пусть старик порадуется.
— Какая уж тут радость? Дом он строил на свои, а формально — и участок, и дом ваши. Ему теперь съезжать надо, так как на ваше имущество до суда наложен арест.
— Жаль, — сухо прокомментировал Юрий.
— И Воробьева придется попросить из еще одного вашего дома, который он тоже строил сам. Зам министра финансов к вам каким боком?
— У него спросите, — огрызнулся Дедов, воображая, как пальцы уголовника с татуировками сжимаются на его горле.
Юрий думал, что молчанием обеспечит себе безопасность, но этот проныра-следователь уже прознал и о Граевском, и о Воробьеве — и пусть он не знает истинной подоплеки их взаимоотношений, если начнет таскать их на допросы, Дедову не поздоровится…
Когда Ермилов уже вышел из «Матросской тишины», поднимая воротник и зябко поводя широкими плечами (в кабинете для допросов топили кое-как, и Олег здорово промерз), в кармане тренькнул мобильный. Звонил криминалист:
— Олег Константинович, вот мне любопытно: а чей это ящичек металлический? Такой занимательный.
— А если ближе к делу? — Ермилов уже подошел к остановке и видел, что подъезжает троллейбус № 32. Олег надеялся за три остановки до метро Сокольники чуть согреться, а там в метро, и домой. — Нашел что-нибудь?
— Я смог все же вычленить фракции лопнувшего стекла от ампулы…
— Ампулы? — переспросил Ермилов, проталкиваясь в троллейбус.
— Полагаю, что это была ампула. Там содержался палитоксин. Благо он разлагается при температуре 300 градусов, а твой ящичек горел все же с чуть меньшей температурой. Ее хватило для всего остального содержимого, но не для стекла и не для палитоксина.
— …токсин? — переспросил следователь. — Это что-то вроде яда?
— Яд небелковой природы. Передам тебе завтра заключение. Мне даже пришлось проконсультироваться со специалистом в этой области.
— Да-да, спасибо, с меня причитается, — задумчиво пробормотал Олег, пытаясь осознать, откуда этот яд в ящике. И если он все-таки принадлежит Дедову, то что это может означать?
Ермилов помотал головой, надеясь, что в голове наступит прояснение, однако оно не наступало.
В квартире стояла подозрительная тишина, когда Олег отпер дверь своим ключом.
— Кто дома? — спросил он, понимая, что Люда еще не вернулась. — Петька, Васька! Пес!
Кличку собаке со вчерашним скандалом и суетой придумать не успели, и Ермилов не знал, как обращаться к рыжему подселенцу.
— Пап, это он! — выскочил в коридор Петька. Мальчишка терял тапки и тащил
— Что он натворил? — с замиранием сердца уточнил Олег.
— Разбил, — плаксиво скривился Петька, пытаясь бить на жалость. Но догадываясь, что отца этим, как мать, не проймешь, на всякий случай стоял в конце коридора, на безопасном расстоянии. — Пластинку.
— Высоцкого? — обмер Ермилов.
— Нет, «Песни советских композиторов».
— Я тебе говорил не приближаться к пластинкам?! — испытав облегчение, но разозлившись, спросил с угрозой Олег.
— Это собака.
Васька молчал, но по выражению его лица и насупленным светлым бровям несложно было догадаться, что пес не виноват.
— Оставь собаку! Петр, я кому сказал?! Ну-ка иди ко мне в комнату.
— Не пойду!
Мальчишка стоял, набычившись, готовый оказывать сопротивление.
Ермилов вдруг рассердился. «Привыкли, что им все с рук сходит, — подумал он, накручивая себя. — Мне некогда и неохота воспитывать, наказывать, потому что вижу их не так много, как хочется… А ведь просил не лезть к пластинкам».
Олег сгреб Петьку и уединился с ним ненадолго в комнате. Васька, обняв щенка, с округлившимися от любопытства и страха глазами, прислушивался, сидя на коленях около двери. Петька покричал, поревел, выбежал из родительской комнаты встрепанный, с красными щеками, подтягивая треники.
Ермилов, раздраженный, походил по комнате. Взял пластинку с Высоцким и убрал ее на крышку высокого шкафа. От греха подальше. Но мысленно уже вернулся к разговору с криминалистом. «Какой яд? Если это Юрин, то зачем он ему? Ну, хорошо, мошенник, жулик. Так ведь по его статье „вышку“ не дают. Да и вообще, три года уже мораторий на смертную казнь. И срок большой не получит, и вероятно, условный. Для кого же яд? Убивать собрался? Или уже?..» — От этого предположения Ермилову стало не по себе. «Нет, наверное, это все же контейнер не Дедова. — Следователь хлопнул себя по лбу. — Ёлки-палки! Контейнер же из диппочты посольства на Кипре. Значит. Руденко сможет узнать, чей он. Только сперва получу заключение экспертизы. Тогда будет более предметный разговор».
Он услышал шум в коридоре. Звонкий голос Петьки, жалующегося матери. «Двенадцать лет парню, а ведет себя как детсадовец. Ябедничает на отца, — с обидой подумал Олег и с опаской прислушался. — Сейчас Люська даст мне прикурить».
Но Людмила негромко и раздраженно осадила сына:
— Я тебя предупреждала, чтобы не лез к проигрывателю. Получил, и поделом! — и уже спокойнее: — Поставь кастрюлю на плиту. Ужинать будем. Васька, убери пса, он мне все колготки изорвал. Вы придумали ему имя?