Под небом Новгорода
Шрифт:
Бушар де Монтморанси попросил разрешения переговорить с нормандским военачальником.
— Заступник наших мертвецов, — сказал он, — хочет бросить вызов герцогу Гийому. Мы просим отвести его к герцогу, с тем чтобы он мог сразиться с ним на ристалище за честь французского королевства, как он поклялся в этом Божьей Матери и святым.
— Я не могу, — ответил Гуго де Гурней, — сопровождать вашего заступника. Я лучше пошлю к герцогу гонца. Если герцог ответит благоприятно,
— Нам долго ждать?
— Сегодня вечером вы получите ответ.
— Хорошо, мы подождем до вечера.
Конец дня был занят тем, что французы грузили трупы на повозки. Повозок недоставало, чтобы забрать всех мертвых. Первый обоз повел за собой монах. Жители Мортемера, Омаля, Дринкура сгрудились на пути обоза, смеясь, хлопая в ладоши и оскорбляя мертвых.
Оставшиеся тела положили в развалинах церкви, где старый священник отслужил мессу. Филипп и его соратники набожно помолились.
Гонец Гуго де Гурнея незадолго до захода солнца вернулся.
— Герцог хорошо помнит турнир в Фекампе и того, кто одержал там победу, — сказал он. — Его первым движением было отказаться от вызова, поскольку человек, бросивший вызов, не является рыцарем. Он хотел назначить вместо себя бойца, который и должен был сразиться. Но, поразмыслив, герцог согласился биться, при условии, что поединок будет в Руане и пройдет по обычным правилам: пешими, на палках, обтянутых кожей, и с большими щитами, чтобы отбивать удары. Вы принимаете эти условия?
— Во имя наших мертвых — принимаю! — сказал Филипп.
— Тогда на колени и помолимся.
После молитвы Гуго де Гурней приказал завязать глаза Филиппу, Оливье и Ланселену, несмотря на наступившую темную ночь. В сопровождении охраны они отправились в путь.
На рассвете с них сняли повязки. В лучах восходящего солнца, чуть приправленная остатками тумана, перед ними развертывала широкую ленту у подножия города Руана Сена. Ослепленный утренним светом, со сжавшимся сердцем, Филипп смотрел на город, напоминавший ему Новгород.
Гуго де Гурней отвел французов на постоялый двор, где их приняли с почетом, как гостей герцога.
Им подали обильную еду, а затем отвели в мыльню. Через несколько часов Гийом принял французов в зале руанского замка, в окружении двора, герцогини Матильды, своего брата Готье Жиффарда, епископа Байенского, победителя в сражении при Мортемере, а также Гийома Креспэна, графа Вексинского, и Роберта д’Ё. Де Гурней поклонился, затем встал около своего сеньора. Филипп подошел к Гийому и сказал:
— Герцог, меня зовут Порезанный. Я обвиняю вас в том, что вы предательски убили сотни моих товарищей по оружию. Их кровь взывает к отмщению. Богоматерью и святыми я поклялся отомстить за них и быть их заступником. Вот моя перчатка.
Филипп бросил ее к ногам герцога.
— Я принимаю твой вызов, — сказал герцог, бросая, в свою очередь, к ногам Филиппа ратную рукавицу. — Ты не рыцарь, но достоин им быть. Мне сказали, что о тебе ничего не известно. Но раз люди, принадлежащие к рыцарству, относятся к тебе как к равному, я поступлю как они. Я буду биться с тобой как обыкновенный человек, пешим, на палках. Однако, клянусь перед Богом и людьми, что ни с моей стороны, ни со стороны моих военачальников не было предательства, о котором ты упоминал. То была обычная военная хитрость. Теперь уходи и оставшиеся часы проведи в молитве перед святой Девой Марией.
Час настал.
Встав задолго до рассвета, Филипп и его соратники прослушали мессу и причастились. За час до полудня герцог послал за ними Гуго де Гурнея и охрану из шести человек.
Они появились на ристалище на конях, в полном вооружении. Ланселен де Бовэ и Оливье помогли Филиппу снять воинские доспехи и опоясали его широким поясом. Они удалились в ту минуту, когда герцог Нормандский, в свою очередь, с большой пышностью въехал на ристалище. Как и Филипп, он дал снять с себя одежду и оружие.
Оба сражающихся стали на колени друг перед другом, сплетя руки, и по очереди каждый из них поклялся на Евангелии, что право было на его стороне, а что другой был не прав и нечестен. Они также поклялись, что не прибегли ни к волшебному зелью, ни к колдовству. Священник благословил их.
Герольд возвестил о единоборстве на четырех углах ристалища:
— Внимание! Зрителям и свидетелям битвы, под угрозой лишиться руки или даже жизни, запрещается производить движения или крики, могущие поддержать или помешать сражающимся.
Оруженосцы принесли большие щиты и палки.
— Выбирай, — сказал Гийом.
Филипп поклонился, взял оружие и большой деревянный щит.
Герольд дал последние распоряжения. Всех, кто находился еще на ристалище, удалили; потом раздался возглас:
— Можете начинать!
Все присутствующие замолчали. Герцог настоял на том, чтобы поединок произошел в отсутствие толпы, обычно жадной до таких сражений.
— Из уважения к мертвым, — сказал Гийом.
Герцог и Филипп бились до вечера, оба забыли, кто они, — и хотели только победить. Гийом первым получил сильный удар в голову. Ослепленный кровью, он обеими руками оперся на щит. Бой остановили на время, которое потребовалось оруженосцу, чтобы вытереть герцогу лицо.