Под небом Парижа
Шрифт:
Ференц оказался весьма способным не только в области терапии души, но и тела. Осмотрел ногу и сделал перевязку тут же в машине, а дома даже сделал ей обезболивающую заморозку ноги. Нашел в своих запасах ампулы с новокаином и снотворное. Сделал все грамотно. Притащил даже старинную трость, весьма красивую, с затейливой резьбой по дереву и набалдашником из серебра и слоновой кости в виде львиной головы. С такими тростями, наверное, ходили парижские франты в девятнадцатом веке. Накормил, напоил и уложил спать в гостевой комнате.
Кристель побаивалась, что он примостится
В общем, если Кристель вначале боялась нежелательного развития контакта, то после его ухода почувствовала разочарование. С этим легким разочарованием она и заснула, проспав безмятежно до утра. То ли целитель оказался весьма хорошим. То ли снотворное оказалось слишком сильным.
Дверь в спальню слегка приоткрылась, и в нее осторожно просунулась мужская голова. Убедившись, что гостья проснулась, Ференц уже уверенно вошел в комнату, держа в руках поднос, уставленный принадлежностями для легкого завтрака.
В центре красовался кофейник с примкнувшими к нему двумя чашками, сахарницей и молочником. Комплект дополняли соломенная корзинка с булочками, масленка и вазочка с джемом, похожим на вишневый. Кофе источал приятный аромат.
Ференц опустил поднос на небольшую прикроватную тумбочку и присел рядом с Кристель.
Она неожиданно почувствовала, как по телу прокатилась горячая волна. Хотя он даже не коснулся ее и ничего не сказал. Хватило одного его присутствия и взгляда для такого магического воздействия. Мощный, уверенный в себе, мужественный, сексуально привлекательный. Настоящий мужчина, созданный природой для того, чтобы творить и любить. На этот раз одетый в белую шелковую пижаму с каким-то иероглифом на груди. И опять босиком. Это на его языке символов и жестов могло означать, что человек в белом обещает говорить правду и только правду. И того же требует от нее. Очередной исповеди. Вот только на какую тему?
Он протянул руку к ее голове, молча коснулся волос и начал задумчиво наматывать одну из прядок на палец. Затем так же, не спеша, размотал в обратную сторону. И только после этого прервал несколько затянувшееся молчание. Голос был по-утреннему сонный, ленивый и с хрипотцой.
— У вас замечательные волосы. И на вид, и на ощупь… — Затем, без всякого перехода, деловито спросил: — Ну как нога? Не очень болит?
— Так, слегка ноет. Но ничего серьезного. Исцеление идет быстрым ходом. Просто поразительно. Впрочем, ничего удивительного, у меня такой чудесный доктор. Вы просто кладезь талантов. Особенно вам удается спасение пострадавших дам.
— Ну-ну, не перехваливайте. А то у меня закружится голова от избытка лести, и я потеряю связь с реальностью. Начну терять квалификацию и объективность в самооценках. Кстати, я спасаю не всех женщин, а
— Нет, что вы. Это было бы слишком жестоко по отношению к себе самой. Я нормальная женщина. У меня достаточно развит инстинкт самосохранения. Да и рисовать будет сложно.
— Ну ладно. Это успокаивает. Не хотелось бы, чтобы мой дом превратился в клуб самоубийц. — Он притворно вздохнул с облегчением. — Значит, вы вполне дееспособны, как я понял. Бодры и свежи и готовы трудиться.
— А что вы имеете в виду под словом трудиться? — нарочито обеспокоенно спросила Кристель. — Что вы предлагаете?
— Вам пора вставать. Могу предположить, что ваше пребывание здесь на некоторое время затянется. Если вы, конечно, не будете слишком категорично возражать. Хотелось бы, чтобы это время было использовано с максимальной пользой, раз уж так получилось. На это время я предлагаю жесткий график. Вставать в определенное время каждый день. Работать ежедневно не менее восьми часов. Не обязательно для этого стоять. Работать можно и сидя, и лежа. Особенно с карандашом. Вам это тоже не повредит, полезно для совершенствования техники рисунка. Без самодисциплины не может быть художника. Иначе быстро разленитесь при переходе на свободный режим после работы в компании. Потеряете кураж и целеустремленность. И все остальное. Тогда опять придется возвращаться в наемное рабство, на службу.
Кстати, я, пожалуй, выделю вам отдельное помещение для работы. Рядом с моей мастерской, для удобства общения. Чтобы мы могли ходить друг другу в гости, — пошутил он. — Поставим вам там все необходимое для работы. Если захотите сохранять свои работы в тайне, могу дать честное слово, что не буду подглядывать. Передам вам ключ от комнаты. В этом доме много свободных помещений, так что это меня не стеснит.
— Спасибо за личную мастерскую. Давно об этом мечтала. Надеюсь, мебель для отдыха там тоже будет? Учитывая мое физическое состояние.
— Да, безусловно. Вне всякого сомнения. Диван, кресло, стол. Я же все-таки буду к вам иногда заходить. На правах вашего наставника и хозяина дома. С вашего, конечно, позволения.
— Считайте, что оно у вас есть. И надеюсь на ваше честное слово. Мне бы не хотелось подвергаться преждевременной критике, по крайней мере, до завершения работы. Но вот насчет того, чтобы взяться за работу прямо сейчас? Ну… не знаю. Не успела бедная девушка проснуться, как ее уже начали запугивать. Жаль, что мы не договорились заранее по этому вопросу. Я могла бы притвориться умирающей. По крайней мере, я очень надеюсь, что ваша роль тирана и палача не доставляет вам удовольствия.