ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы
Шрифт:
ОТ АВТОРА-СОСТАВИТЕЛЯ
Памяти митрофорного протоиерея Василия Ермакова (1927–2007), под влиянием пронзительных воспоминаний которого об оккупации Орловщины возник замысел настоящего сборника.
Традиционные представления о жизни на оккупированных территориях Советского Союза в 1941–1944 годах почти полвека формировались под влиянием идеологических установок партийно-политических органов и отечественного кинематографа. На протяжении десятилетий создавалось впечатление о том, как в оккупации советские люди страдали, умирали и мужественно сопротивлялись, тайком слушали по радио вселявшие оптимизм сводки Совинформбюро, расклеивали по ночам листовки и с нетерпением ждали приближения линии фронта, сохраняя верность идеалам и нравственной силе первого в мире социалистического государства.
В 1941–1942 годах коварный враг захватил значительную часть территории Советского Союза исключительно по причине внезапности совершенного вероломного нападения, а также превосходства в силах и средствах. Немецко-фашистские оккупанты и их союзники были жадны, тупы, безжалостны и примитивны в своих намерениях и действиях. В занятых противником областях с первых дней воцарились беспросветная нужда, голод и террор. Однако миллионы советских людей, с надеждой и нетерпением ожидая возвращения родной советской власти, под руководством Коммунистической партии уже летом 1941 года поднялись на самоотверженную борьбу в тылу врага. В результате линии коммуникаций врага оказались парализованы, а его живая сила таяла день ото дня благодаря дерзким операциям неуловимых партизан, опиравшихся на всенародную любовь и поддержку. За годы войны народные мстители уничтожили,
1
Необоснованность данного утверждения П. К. Пономаренко убедительно показал в своей монографии смоленский исследователь И. П. Щеров. См.: Щеров И. П. Партизаны: организация, методы и последствия борьбы (1941–1945). Смоленск, 2006. С. 360–365. И. П. Щеров, анализируя советские и немецкие документы о потерях, пришел к выводу о том, что общие потери противника в результате действий партизан в годы войны не превышают 25 тыс. человек, оказавшись в 64 раза меньшими по сравнению с цифрами П. К. Пономаренко.
Набор подобных тезисов хорошо знаком нам со школьных времен. Единственное смутное сомнение в исторической достоверности этой лубочной картины вызывал вопрос, неизменный на протяжении долгих мирных десятилетий и неожиданно «цеплявший» в любой официальной анкете: «Проживали ли вы или ваши родственники на оккупированной территории в годы войны?»
В 1941–1944 годах представители советской власти, возвращавшиеся следом за наступавшими с Востока войсками, грозно вопрошали в освобожденных районах присмиревшее местное население: «Как смели жить без нее? Как смели пахать и сеять? Как смели ходить по земле, как смели готовить пищу, нянчить детей и спать по ночам? Как смели стирать белье, топить печи и выносить сор? Как смели кормить козу и делать запасы на зиму? Как смели дышать одним воздухом с теми, с кем, она, советская власть, воюет? А ну, кто тут живой остался? Кто не пошел в партизаны, кто надеялся без нас прожить? Кто мечтал, что мы не вернемся, кто тут радовался, что нас прогнали? Кто растаскивал без нас колхозы, кто сдавал немцам сало, кормил фашистских захватчиков? Кто заимел козу, выкармливал поросенка, кто держал без нас курицу, развивал частнособственнический инстинкт? Кто тут торговал на базаре? Кто открыл сапожную мастерскую? Кто спекулировал немецкими эрзацами, реставрировал капитализм? Кто подоставал с чердаков иконы, ремонтировал церкви, шил попам рясы, разводил религиозный дурман? Кто без нас тут открывал школы, кто вымарывал из букварей слово “Сталин”? Кто работал в больницах, лечил изменников родины? Кто служил в горуправах, холуйствовал перед оккупантами? Кто тут рвал сталинские портреты, кто ругал советскую власть, издавал грязные газетенки, восхвалял фашистское иго, утверждая, будто немцы сильнее нас? Кто пошел в полицейские отряды, стрелял в славных представителей советской власти, защищал фашистское отребье?» [2]
2
Цит. по: Редлих Р. Н. Предатель. Роман. Мельбурн, 1981. С. 201–202.
В результате о жизни населения под немцами и их союзниками мы знали только то, что власть разрешала знать.
В настоящий сборник автором-составителем включены прокомментированные документы и воспоминания соотечественников, описывающих реалии повседневной жизни в разных оккупированных областях Советского Союза. Большая часть подготовленных к печати материалов хранится в зарубежных архивах и частных коллекциях, ранее не публиковалась и представляет несомненный интерес, как для специалистов, так и для широкого круга читателей. Разумеется, оккупация не выглядела только такой, какой ее увидели мемуаристы. Но, помимо всего прочего, она была и такой, — даже если приведенные факты и свидетельства не соответствуют укоренившимся стереотипам.
Настоящий проект состоялся благодаря хлопотам и попечению об издании председателя совета директоров национального банка «Траст» Ильи Юрова и генерального продюсера центра «Корабль» Андрея Кирисенко (Москва), при добром участии Иосифа Косинского (Санкт-Петербург), чьи солидарные усилия оказались незаменимы.
Автор сердечно благодарит за дружескую помощь в научных занятиях, многолетнюю поддержку и конструктивную критику: проректора СПбГУ Сергея Богданова и доцента Андрея Терещука (Санкт-Петербург), специалистов и ученых Санкт-Петербургского института истории РАН: Алексея Цамутали, Владимира Черняева, Сергея Куликова (Санкт-Петербург), профессора МГИМО(У) Андрея Зубова (Москва), Бориса Пушкарёва (Нью-Йорк), схиархимандрита Авраама (Рейдмана), монахинь Иаиль и Марфу (Екатеринбург), протоиерея Евгения Горячева, протоиерея Александра Степанова и сотрудников радиостанции «Град Петров» (Санкт-Петербург), куратора коллекции России и СНГ Архива Гуверовского института Стэнфордского университета Анатолия Шмелёва (Hoover Institution Archives, Stanford University), куратора Бахметьевского архива Колумбийского университета Татьяну Чеботарёву (Columbia University Libraries, Rare book and Manuscript Library, Bakhmeteff Archive), доктора Бернарда Фаврa (Париж), доктора Карла Гёуста (Хельсинки), Ольгу и Георгия Вербицких (Сент-Женевьев-де-Буа), Юлию и Мило Хинденнах (Кёльн), коллег и друзей в США — Георгия Ависова, Бориса Анисимова, Людмилу и Ивана Афанасьевых, Надежду и Владимира Быкадоровых, [Николая Ващенко], Лидию и Георгия Вербицких, Нину Грин, Марию и Андрея Забегалиных, Ирину и Олега Шидловских, Ростислава Полчанинова, Людмилу, Фёдора и Георгия Селинских, а [Сигизмунда Дичбалиса] (Брисбен, Австралия), Олега Романько (Евпатория), Павла Поляна, Армена Гаспаряна, Александра Ефимова, Оксану Кузнецову, Андрея Марыняка, Алексея Мельникова, Михаила и Бориса Нешкиных, Бориса Тарасова, Владимира Чичерюкина-Мейнгардта, Юрия Цурганова (Москва), Антона Посадского и Фёдора Гущина (Саратов), Валерия Иринёва, Александра Дударева и Михаила Супруна (Архангельск), Светлану Шешунову (Дубна), Виктора Лебедева (Иваново), Михаила Бекетова, Алексея Жукова, Игоря Шауба, Виктора Правдюка, Лидию и Петра Бухаркиных, Михаила Герасимова, Сергея Манькова, Александра Пученкова, Анатолия Разумова, Олега Шевцова, Александра Бордоусова, Бориса Долгого, Марию и Евгения Никифоровых, Аллу и Виктора Никоновых, Светлану и Эдуарда Васюшкиных, Роберта Битюгова, Анастасию Александрову и [Екатерину Карионову] (Санкт-Петербург).
К. М. Александров
ГЛАВА I. БЕЛОРУССИЯ
Б. Ф. Колубович
Оккупация Белоруссии немецкой армией и коллаборация местного населения [3]
Хотя подготовка к войне против Советского Союза держалась немцами в строжайшей тайне, однако для всех было ясным, что немецко-советский флирт рано или поздно окончится. Чтобы скрыть свои действительные планы, немцы в продолжение всего 1940 года усиленно поддерживали даже среди своего населения и армии иллюзию о добрососедских отношениях с большевиками [4] .
3
Колубович [может быть Голубович] Евгений Фёдорович (1913, дер. Тихичи Рогачевского уезда Могилевской губ. — ?) — белорусский общественно-политический деятель. В 1930 осужден. До оккупации — учитель средней школы № 31 Минска, методист наркомата просвещения БССР. В оккупации — председатель Белорусского культурного объединения, член Комитета доверия (1943). С дек. 1943 член БЦР, и. о. начальника отдела культуры. На II Всебелорусском конгрессе БЦР (27 июня 1944) выступал с докладом «Об окончательном разрыве Белоруссии с большевистской Москвой и о лишении
Источник: Hoover Institution Archives, Stanford University. Collection A. Dallin. Box 6. Folder 6-12. Машинопись на русском языке (1948–1951).
4
Окончательное решение о нападении на Советский Союз А. Гитлер принял вскоре после безрезультатных переговоров с председателем Совнаркома и наркомом иностранных дел СССР В. М. Молотовым, состоявшихся 12–14 ноября 1940 в Берлине. Внешнеполитические требования, выдвинутые 25 ноября советской стороной в качестве непременных условий участия в четырехстороннем пакте о политическом сотрудничестве и экономической взаимопомощи между Германией, Италией, СССР и Японией, Гитлер не мог удовлетворить без ущерба собственным интересам и откровенно назвал Сталина шантажистом. Геополитическая ситуация, в которой оказалась Германия к концу 1940, не позволяла Гитлеру осуществить вторжение на Британские острова, захватить Гибралтар или вести полноценные боевые операции в Африке, так как с Востока рейху и его союзникам, особенно Румынии, потенциально угрожал Советский Союз. Фактически своими требованиями в ноябре 1940 Cталин не оставил Гитлеру выбора. В реально сложившейся ситуации у фюрера не оставалось никакого другого выхода как принять самоубийственное решение напасть на СССР, надеясь в кратчайший срок разбить Красную армию и обезопасить собственный тыл на Востоке для продолжения борьбы с Великобританией.
Однако Германия фигурировала в материалах советского военного планирования в качестве главного противника еще зимой 1940. Интенсивное наращивание сил Красной армии на Западном театре военных действий в 1940 — первой половине 1941 свидетельствует о подготовке глубокой наступательной операции СССР против Германии в тот момент, когда не менее половины ее Вооруженных Сил увязнет на Британских островах или в Африке. Даже выполняя директиву № 21 от 18 декабря 1940 («Барбаросса»), по состоянию на 4 апреля 1941 на границе с СССР Вермахт имел всего 47 дивизий (3 танковых, 1 кавалерийскую, 43 пехотных). Войска Красной армии уже в середине января 1941 имели на Западе (в Одесском, а также Прибалтийском, Западном и Киевском особых военных округах) 104 дивизии (12 танковых, 6 моторизованных, 8 кавалерийских, 78 стрелковых) и 25 танковых бригад.
Только в начале 1941 года мало-помалу настроение стало меняться, и в немецкой прессе все чаще и чаще проскальзывали нотки, критикующие в очень сдержанной форме коммунистическую систему как таковую. Официально поддерживалось мнение о самых дружественных отношениях с Советским Союзом. Однако одновременно с такой официальной позицией немецкой прессы уже в конце 1940 года по линии немецкой разведки (Абвера) среди белорусской и украинской эмиграции прощупывались настроения по отношению к большевикам. Акция эта проводилась, конечно, под всякими предлогами и очень осторожно [5] .
5
Начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Ф. Гальдер после совещания с участием адмирала В. Канариса 21 февраля 1941 сделал в своем дневнике такую запись: «Подготовительные мероприятия Абвера на Украине и в Прибалтике».
В начале 1941 года положение резко изменилось. С запада на восток стали перебрасываться немецкие войска беспрестанной вереницей. Переходы обычно совершались ночью. Это не могло не обратить [на себя] внимания опытного глаза. Всем стало очевидным, что приближается момент схватки. Такое передвижение войск, однако, маскировалось тем, что «это измученные воинские части с западного фронта направляются на восток для переформирования и отдыха». Параллельно, однако, с этим представители Абвера в лице майоров Герулиса [6] и Козловского [7] проводили среди белорусов и украинцев, находящихся на оккупированной немцами польской территории, вербовку людей (добровольцев) в разведывательные группы с целью переброски их на территорию, занятую войсками Советского Союза. Все это делалось, безусловно, в большом секрете, при помощи вполне проверенных антикоммунистов — представителей белорусских и украинских организаций. Завербованные добровольцы направлялись в район города Остроленка, недалеко от Ломжи, где была устроена немцами специальная школа разведки.
6
Кадровый офицер Абвера. В 1938 — первой половине 1939 посещал Вильно и западные области Белоруссии под предлогом сбора научно-исторических материалов.
7
Может быть, имеется в виду Козловский Вацлав (1896, д. Залесье Гродненского уезда Гродненской губ. — 1943, Минск) — белорусский общественно-политический деятель. Участник Первой мировой войны в рядах Русской Императорской армии, последний чин — поручик или капитан (на 1920–1921). В эмиграции в Польше. Секретарь газеты «Новы шлях» (Вильно). В 1930-е активный деятель Белорусской национал-социалистической партии. После немецкой оккупации Белоруссии участвовал в создании Белорусской народной самопомощи (БНС) и редактировал «Беларускую газету». Убит в здании редакции советскими подпольщиками.
Среди белорусов были набраны три такие группы численностью по 10–12 человек каждая, которые в ночь с 20 на 21 июня 1941 года и были переправлены через так называемую «зеленую границу» [8] в район города Белостока. Насколько мне известно, первые две группы были сейчас же обнаружены советской пограничной охраной и уничтожены, третья же спаслась, потеряв убитыми лишь одного человека. Фактически и эта группа впоследствии попала в руки советского НКВД к вечеру 21 июня, но была освобождена 23 июня из белостокской тюрьмы уже немецкой армией, занявшей город Белосток. Здесь надо, кстати, отметить, что вся эта акция проводилась немцами весьма неумело, но передать ее в руки самих украинцев и белорусов для самостоятельного проведения немцы не соглашались. В результате погибли лучшие люди, а армия не получила желательной пользы.
8
То есть совершили нелегальный переход границы.
Во время этого подготовительного периода на немецкой стороне очутились те белорусы, которые бежали в самом начале войны перед наступлением Красной армии, так как не верили в возможность внутренней перемены большевиков, о которой в то время очень много говорилось и о которой, к сожалению, некоторые политики мечтают еще и сегодня. Позже присоединились к ним и те, которые вскоре после оккупации большевиками Западной Белоруссии, убедившись воочию в лживости советской пропаганды, бежали через «зеленую границу» на сторону немцев, испытав частично «прелести» советской действительности на своей собственной шкуре [9] .
9
К 15 сентября 1941 из западных областей БССР были депортированы 27887 человек, расселенных на положении ссыльнопоселенцев в Казахской ССР, Коми АССР, Алтайском и Красноярском краях, Новосибирской и Омской областях. Контингент ссыльнопоселенцев состоял из фабрикантов-заводчиков, помещиков-кулаков, духовенства, крупных торговцев и домовладельцев, жандармов и офицеров, проституток и т. д. Органы НКВД Белорусской ССР с 1 апреля 1937 по 15 января 1938 репрессировали свыше 50 тыс. человек, в том числе: по «объединенному антисоветскому подполью» — 1089 человек, около 15 тыс. поляков, по «военному заговору» — 2253 человека, «кулацкого элемента» — 24 тыс. и т. д. За январь — июнь 1938 органы НКВД Белорусской ССР репрессировали 11623 человека. К сожалению, автор не нашел точных сведений о жертвах политических репрессий в Западной Белоруссии в 1939–1941. Однако известно по результатам исследований специалистов Белоруссии в 1990-е, что в январе — июне 1941 ив 1944–1945 большевиками были репрессированы по политическим мотивам 55 тыс. человек, а в 1946–1953 — еще 50 тыс. Последняя цифра свидетельствует о размахе военно-политического коллаборационизма в годы оккупации.