Под необъятными небесами
Шрифт:
Небо остаётся ясным. Ветер больше не усиливался, но задул с юговостока. Теперь идём в бакштаг и волны больше не обрушиваются на палубу. Прошли 142 мили за 24 часа. 3°14' до спокойствия.
17 января 1990
Пятый день. По полуденному определению 11°30' южной широты.
Суточный переход 138 миль. Ветер слабеет в течении всего дня и к вечеру исчезает совсем.
— Знаешь, Лиззи. Я думаю, мы дошли до границы пассатов. Дальше можно будет рассчитывать только
Заводим мотор. Мы никогда не делали этого раньше и не будем в будущем, потому что нет смысла форсировать движение маленьким вспомогательным двигателем. Если ветра нет, нужно ждать. Но не сейчас, мысли о ураганах делают меня нетерпеливым.
Два часа под мотором, и начинается сильный ливень, шум воды, сильные порывы ветра. Потом снова штиль и мотор. Очень скоро нам это сильно надоедает. Около полуночи идём спать, зарифлённый грот набит в диаметральной плоскости, чтобы был плоским и не хлопал.
— Только пару часов, потом я встану…
18 января 1990
Шестой день. Когда я наконец встаю с койки, солнце уже высоко.
Беру курс на запад-северо-запад, на Соломоновы острова. Большой страх уже прошёл, до Соломон осталось 400 миль и примерно на пол дороги лежит остров Черри.
— Хорошо было бы там остановиться.
— Если только будет очень хорошая погода.
Остров Черри, это вершина вулкана, высотой всего 65 метров, Он круглый и там нет защищённых бухт, бросать якорь придётся в открытом море.
Сегодня океан спокоен, и только большие, длинные волны напоминают, что где то на юге дует ветер. Цвет воды глубокий и чистый, день жаркий, как никогда. Мы меняемся на руле, наша кожа краснеет и сохнет. Периодически ныряю в море, пытаясь охладиться в тёплой, полной светящихся пузырьков, воде.
Длинные волны к полудню подрастают и море становится похоже на пустынные дюны. Бриз то усиливается, то стихает, то снова принимается дуть, покрывая дюны рябью и к закату поворачивает на северо-восток.
Мы сидим и болтаем в тени грота, солнце клонится к горизонту.
Ночь наступает неожиданно, тёмная и полная звёзд. Светится Орион, созвездие Близнецов, Тельца и два сгустка Магеллановых облаков.
— Смотри, как светятся Близнецы!
На рассвете, когда Лиззи выходит на палубу, Анута уже видна прямо по курсу, как раз там, где ей и положено.
Первый раз об этом острове мы услышали на Суве от Флеминга, англичанина, бывшего офицера. Он называл его Черри Айленд. Это название круглый, как вишня, остров заслуженно получил от американцев во время второй мировой войны, хотя его настоящее название, Анута.
— Я там никогда не был. — Говорит Флеминг. — Потому что с Хониары туда почти невозможно добраться. Но я слышал рассказы о людях, которые раскрашивают
Теоретически, Анута принадлежит Соломоновым островам, но фактически он затерян в океане и полностью предоставлен сам себе.
Обитатели острова, полинезийцы, в отличие от Соломоновых островов, где живут меланезийцы. Все они потомки единственной семьи, поселившейся на острове четырнадцать поколений назад. Они пришли, предположительно, с Тонга.
Они считают себя независимыми от Хониара и выражают свою независимость тем, что взымают с государственного чиновника, прибывающего с судном, налог в один доллар за сход на берег. В данном случае этот доллар, не более чем клочок бумаги, так как на Анута его невозможно потратить, там нет ничего, даже отдалённо напоминающего магазин, и никто не согласится обменять поросёнка или гроздь бананов на мятые бумажки, но это символ автономии.
Анута, маленький островок, на нём нет бухт и о его берега со всех сторон разбивается прибой, даже когда океан кажется спокойным.
Это длинные волны, высотой всего несколько сантиметров, образующиеся за тысячи миль отсюда. Но когда они встречают малые глубины, то вырастают и обрушиваются всей своей мощью фронтом длинной в сотни метров.
Мы идём медленно, солнце поднимается и становится жарко. Под пальмами, за ослепительно белым пляжем, видны хижины. Кто-то с берега подаёт сигналы зеркалом, кто знает, что они хотят сказать.
Потом мыс скрывает его из вида и мы приближаемся к западному берегу, который кажется более защищённым.
Лодка раскаляется на солнце, кокпит обжигает. На берегу какое-то движение, видны люди, собравшиеся на пляже.
— Смотри, Карло. Они спускают пирогу.
— Действительно, они выходят в море…
Люди запрыгивают на борт и гребут как сумасшедшие, чтобы преодолеть полосу прибоя. В один момент балансирная пирога подходит к «Веккиетто» и островитяне забираются на борт. Их четверо, все с голым торсом. У самого большого тело раскрашено жёлтой краской. Капли пота, стекая, оставляют на ней дорожки и жёлтые пятна на тике палубы. Отмыть их будет очень не просто.
Его зовут Давид и он единственный на острове, кто знает несколько слов по английски. Жестикулируя, он сообщает нам, что был послан вождём, чтобы поприветствовать нас и пригласить сойти на берег:
— Вы пришли издалека, Вы пришли на Анута. Вы не будете платить доллар. — Тот самый доллар, о котором говорил Флеминг.
Мы в замешательстве. Здесь большая глубина и каменистое дно, невозможно оставить «Веккиетто» на якоре. Да и сойти на берег на нашем надувном динги невозможно. Его перевернёт и разобьёт о кораллы.