Под новым небом, или На углях астероида
Шрифт:
Но вот солнце спряталось за горами, и грюненсдорфцы стали устраиваться на ночлег. Развели костры, вскипятили воду и заварили несколько пригоршней ягод. Напившись, большинство сразу легли спать, чтобы во сне отвлечься от сосущего чувства голода. Невдалеке Курт притаился с карабином за деревом, охраняя лагерь.
Франц, Дитрих и ещё несколько мужчин поставили на реке сети. К утру в них застряло ещё больше рыбы, чем в предыдущий раз. Люди если и не наелись досыта, то уж во всяком случае значительно притупили чувство голода и опять могли передвигаться довольно
В полдень Франц, шедший впереди, поднялся на пригорок и увидел за низиной, на противоположном пригорке, человека с навьюченной лошадью.
– Курт! – крикнул он, оборачиваясь назад. – Подойди-ка, посмотри, кто это, не тот ли мальчик, о котором ты говорил?
Едва взглянув, Курт с ликованием объявил, что это Ник, что конец пути близок и по завершении его они будут в безопасности.
А Ник, завидев их, торопливо двигался навстречу, натягивая повод и уговаривая лошадь ещё немного прибавить шаг.
Они сошлись на середине низины. Курт обнял его и представил Францу и всем остальным.
– Здесь весь наш посёлок, – сказал он, обводя рукой толпившихся позади людей.
– А где дядя Игорь? – спросил Ник, не увидев охотника.
– Он остался на переправе через Драву, чтобы задержать коммандос.
Первой мыслью Ника было отправиться на помощь старшему брату, но, вспомнив предписание Игоря о необходимости обеспечить благополучный переход грюненсдорфцев до места стоянки шхуны, он заставил себя отказаться от неё. Ник заметил, как голодные глаза ощупывают мешки, и немедленно стал развьючивать лошадь, предлагая старосте заняться раздачей еды.
– Это пшеничные сухари, – говорил он, снимая с лошади один из мешков. – Они сдобные и вкусные. А это палочки сушёного мяса – их здесь килограммов сорок. Лучше всего сварить из них суп – так полезнее и сытнее. А это финики – полный мешок. Вы, наверно, слышали, что воины Александра Македонского, продвигаясь через одну из пустынь, съедали в день по три финика – это был весь их рацион. Едва они преодолели пустыню, им тут же пришлось вступить с противником в бой, и у них ещё достало сил, чтобы победить его. А это – сахар! Герр Винтерман, объясните тем, кто не знает, что это такое! Сахар быстрее других продуктов восстанавливает силы, потому что из желудка сразу же поступает в кровь.
Когда юноша закончил с мешками, Курт спросил, как чувствуют себя Луиза и Эмми. Лицо Ника слегка зарозовело.
– Мне кажется, они чувствуют себя превосходно, – сказал он с некоторой заминкой. – Капитан предоставил им свою каюту, они обеспечены продуктами, моряки только и думают, чем бы им услужить. Эмми сказала, что недостаточно владеет английским, и просила всех говорить с ней только на этом языке, чтобы она скорее отшлифовала его.
– А как она… – Курт откашлялся, прочищая горло. – Она ведь не совсем здорова.
– Бледность на её лице сохранилась. Но глаза! Они лучатся таким теплом, что… – Ник хотел сказать, что тепло это проникает до самого его сердца, но спохватился и произнёс совсем другое:
– …начинаешь понимать – тепло её глаз
Староста приказал разводить костры и готовить еду. С непривычки обед для недавних невольников оказался настолько обильным, что у большинства стали слипаться глаза, и пришлось послеполуденный отдых дополнительно удлинить на час.
Продовольствия, доставленного Ником, должно было хватить на весь оставшийся путь. Тем не менее перед каждой ночёвкой продолжали ставить сети, и уха с размоченными в ней сухарями как нельзя лучше устраняла ощущения голода. Двигаться стали гораздо быстрее и проходить в полтора раз больше, чем в предыдущие дни. Курт вместе с Францем шёл теперь в голове отряда, не опасаясь за тыл, так как замыкающим стал Ник. Он очень молод, но Игорь кое-что рассказывал о его бойцовских способностях, и сомневаться в них не приходилось.
К «Ирландии» вышли часов в десять утра. Ударил колокол. На палубе показался весь немногочисленный экипаж корабля. За ним появились Луиза и Эмми с цветами в причудливых причёсках.
– Папа, папа, мы здесь! – закричала девушка, стараясь привлечь к себе внимание отца.
– О, Курт, как мы измучились, ожидая тебя! – воскликнула Луиза, размахивая розовым с голубой каймой платочком, подаренным ей капитаном судна.
Если бы Курт не слышал их голосов, он ни за что не узнал бы в них своих дочь и жену. Вместо грубых рубищ, в которых он привык их видеть, обе были одеты в прекрасные белые подпоясанные платья свободного покроя из тонкой льняной ткани, каким-то чудесным образом подчёркивавшие всю волшебную прелесть очертаний женского тела.
У Курта перехватило дыхание, и он не в состоянии был произнести ни слова. Неужели эти дивные создания – его жена и дочь?
– Курт, ты слышишь меня, почему ты молчишь? – не унималась Луиза.
– Я слышу тебя, дорогая, – пробормотал вконец растерявшийся отец семейства.
– Громче, пожалуйста, ветер относит твои слова!
– Слышу, слышу, – повторил Курт. Он хотел снять с себя малахай, служивший ему шляпой и больше напоминавший воронье гнездо, чтобы поприветствовать жену и дочь, но нестерпимая ломящая боль, внезапно возникшая в колене, скукожила его, чуть не сложив пополам, и он ограничился только слабо выраженной улыбкой.
Между тем видом прекрасных фей, стоявших на корабле, были ошеломлены и другие грюненсдорфцы, особенно женщины. Они не ревновали, нет – это чувство не захлестнуло их. Но они поняли, что перед ними открывается новая, чудесная полоса жизни, предвестницами которой являются уже преобразившиеся поселковые подруги, и приближается момент перевоплощения в прелестные сказочные создания остальных поселянок.
Увидев толпу людей на берегу, О’Брайен хмыкнул, гордо распрямил грудь, но тут же расчувствовался, и слёзы неудержимо потекли по его щекам.