Под новым небом, или На углях астероида
Шрифт:
Узкому заходящему месяцу хватило сил высветлить широкий пойменный луг, позолотить бегущие по перекату потоки воды и несколько контрастнее обозначить лес, темневший в предгорьях. Белое платье отчётливо выделялось на матовом ночном фоне и изящно обрисовывало тонкую, стройную фигурку девушки. Пряные сладковатые запахи трав, доносимые слабым дуновением ветра, тревожили душу и заставляли сильнее биться сердце. Ниже по течению плескалась играющая рыба, тихо ударяла волна за бортом, на берегу неутомимо звенели цикадки, в стороне кормы, за палубной надстройкой, не нарушая гармонии природы,
Эмми прошла на самый нос корабля и, подобрав подол платья, села у основания бушприта. Собравшись с духом, Ник подошёл и встал в метре от неё.
– Не спится что-то. Ты позволишь мне побыть возле тебя?
– Пожалуйста, ты волен располагаться где угодно. Ты здесь хозяин, а я – ваша гостья.
– Не говори так. Мы все здесь равны. Если вы не поняли это, то только потому, что ещё не совсем привыкли к новой обстановке. Знали бы вы, как мы рады вашему появлению. Ведь «Ирландия» специально пришла сюда, чтобы найти людей. И вот наши чаяния сбылись. Мы нашли не просто людей, а цивилизованное общество.
– Что ты говоришь? – Эмми насмешливо повела бровями. – Это коммандос-то цивилизованное общество?
– Я имею в виду не тех злодеев, а население Грюненсдорфа.
– То есть нас, кого они угнетали?
– Ну да, конечно.
– А ты не учитываешь, что это население сплошь неграмотно? Что я, например, не знаю ни одной буквы?
– Ну, во-первых, вы не сплошь неграмотны. Старшие из вас достаточно образованны, некоторые являются настоящими учёными…
– Они были учёными – когда-то. Но они давно забыли свои науки, следовательно, и на этот счёт не надо заблуждаться.
– Мне кажется, ты сама немного заблуждаешься, – Ник подвинулся ближе и примостился на поручне фальшборта. – Наверное, они что-то и забыли, но, думается, немало и помнят, не могло всё, буквально всё испариться из их умов. Просто до сих пор у них не было возможности проявить свою учёность. Вместе со всеми они собирали грибы и ловили рыбу, чтобы выжить, – таковы были условия существования, тут уж ничего не поделаешь. Но если бы они оказались в другой обстановке, многое могло в их памяти всплыть. Разве забыли они чтение? Разве разучились писать и считать?
– Ник, милый, их всего несколько человек. Остальные – молодёжь, которая даже не знает смысла слова «наука».
– Смысл можно уяснить за пять минут. Я утверждаю, ваша молодёжь получила довольно неплохое образование, пусть и своеобразное. Возьмём, к примеру, тебя. Ладно, ты не имеешь представления о грамоте. Но скажи мне, сколько языков ты знаешь?
– Ну, кроме своего родного ещё английский и чешский. Среди нас есть чех Янек, и чтобы свободней общаться с ним и просто из интереса, из какой-то внутренней потребности я научилась говорить на его языке. С английским же было совсем играючи, так как мои родители и многие другие поселяне, пережившие катастрофу, знают его в совершенстве.
– И, владея английским и чешским, по существу, являясь полиглотом, ты хочешь убедить меня в своей необразованности! А ведь среди вашей молодёжи, наверное, есть и другие, которые знают не по одному
– Да, есть, и их большинство.
– Ну вот видишь. А грамота – дело наживное. Месяц-другой школьной учёбы, и все вы будете читать и писать не хуже любого нью-россца.
За разговором Ник совсем забыл о недавней робости, рядом с Эмми ему было легко и свободно.
– Давай посмотрим теперь, что представляет ваш Грюненсдорф в нравственном отношении. Помнишь, твой отец рассказывал, как тебе помогали рыбаки? А ведь они поступали так в ущерб себе и своим семьям. Это ли не человеческие, цивилизованные отношения?! Да разве человечность среди вас сводится только к данному примеру? Она встречается на каждом шагу. Я же смотрел на ваших, пока мы шли сюда, видел их поступки. Знаешь, что касается нравов, то Нью-Росс и Грюненсдорф здесь близкая родня.
От реки повеяло прохладой, и девушка зябко передёрнула плечами.
– Подожди меня, – сказал Ник, – я сейчас.
Пулей пролетел он по палубе, нырнул в одну из подсобок и тотчас же вернулся с кожаной курткой в руках. Осторожно накинув её на плечи девушке, он присел на корточки, прислонившись спиной к фальшборту.
– Спасибо! – поблагодарила Эмми и плотнее закуталась в куртку. – Теперь мне тепло.
– Эмми, дорогая, уже поздно, пора спать! – послышался от каюты голос Луизы.
– Я скоро, мама! Ещё несколько минут.
Парень и девушка замолчали. Ник чувствовал себя счастливым, присутствие Эмми доставляло ему неизъяснимое наслаждение. Ему хотелось, чтобы их свидание продолжалось до бесконечности.
– Ну, мне надо идти, – сказала девушка, вставая.
– Я провожу тебя.
Провожать было недалеко, и они сделали ещё не один круг, обходя корабль, пока Эмми решительно не остановилась перед входом в каюту. Красноречивые взгляды молодого человека она заметила ещё по дороге к шхуне, когда они втроём с её матерью путешествовали вдоль берега Дуная. И не только она. Однажды, оставшись наедине с дочерью, Луиза прямо сказала ей:
– Ты ему нравишься. Мало того, он влюблён в тебя, безмерно, всеми фибрами своей души – никогда не замечала я ничего подобного.
– Перестань, мама, какая любовь, мне не до неё. Я себя плохо чувствую. У меня на месте сердца словно камень лежит. И мне трудно дышать, у меня постоянная одышка.
– Я всё вижу и знаю, доченька. Я просто хочу сказать, что любовь, возникшая в серьёзных испытаниях, – сильное чувство, и оно надолго, может быть, на всю жизнь.
Сейчас Эмми вспомнила слова матери.
– Ну я пойду, – снова сказала она, подняв глаза на Ника.
– Завтра встретимся там же? – спросил он и взял её ладони в свои руки.
– Нет, думаю, нам не следует встречаться, – сказала она, отстраняясь.
– Почему?
– Ну-у, просто я не хочу этого.
– Но почему? Я тебе неприятен?
– Нет, ты хороший парень, Ник.
– Тогда в чём дело?
– Ты тут ни при чём.
– Ты с кем-то дружишь?
– Нет, Ник.
– Ох, Эмми, как ты мучаешь меня! Скажи, почему ты не хочешь встречаться со мной. Я буду знать и никогда больше не подойду к тебе. Даю честное слово!