Под Одним Солнцем
Шрифт:
Я стянул зубами перчатки и попытался распрямить пальцы. Ничего у меня не вышло.
— Плохо ваше дело, — сказала девушка, сняла варежки и теплыми ладонями осторожно прикоснулась к моим щекам. Я не возражал. Она спросила: — Вы приезжий или из тех пижонов, которые специально не носят зимнюю одежду, а потом годами лежат в больницах?
— Я приезжай, Катя-Катюша. Я бегу из гостиницы на конференцию… По распространению радиоволн.
— А-а… Я уже читала в газете. — Она еще несколько раз провела своими теплыми ладонями по моим щекам. — Теперь
— Спасибо, Катя. Давайте знакомиться, — я протянул ей свою еще не совсем отогревшуюся пятерню. — Дмитрий Егоров.
Она тоже протянула свою руку и при этом почему-то так весело рассмеялась, что не выдержал и я.
— Так это, значит, вас раскритиковали на конференции?
До меня не сразу дошел смысл сказанных ею слов.
— А я еще думала, какую газету оставить. Но только везде одно и то же. Так, значит, вы и есть Дмитрий Егоров, беспочвенный фантазер?
— Катя, я не беспочвенный фантазер. Я, напротив, почвенный. Вы представляете, как проникают радиоволны в почву?
Она отрицательно покачала головой.
— Ну тогда скажу короче. Я ищу полезные ископаемые и воду с помощью проникающих в почву радиоволн. Без буровых вышек и проб грунта. Но только никаких фантазий здесь нет. Интересно? — спросил я.
— Интересно, — ответила она. — Расскажите. Все равно ведь конференция начнется в двенадцать.
Я рассказал ей, как нынешним летом наша экспедиция работала в Васюганских болотах на севере Томской области, как нас ели мошка, и комары, как барахлила аппаратура и ребята становились злыми и замкнутыми, а Гошка, наш руководитель, начинал орать песни. Ему предлагали заткнуться, катиться подальше, показывали кулаки, а он все пел, выплевывая из горла везде проникающий гнус, и называл нас «манной кашей». Но «манной кашей» нас не проймешь. А вот песнопений его никто вынести не мог. Кто-нибудь, всхлипывая, начинал хохотать, а потом не выдерживали и остальные. И все хохотали, хватаясь за животы.
— Спеть еще? — говорил Гошка и добавлял: — То-то же, «манная каша».
Комары все так же ели нас, а аппаратура не работала, но в нас появлялась злость на самих себя, на свою беспомощность. И мы уже не хотели быть «манной кашей» и не вылезали из тайги, хотя нас отзывали три раза. Только наша аппаратура так и не заработала как следует. Это, в общем-то, мало кого удивило. Есть электро-, магнито-, радиационная и гравиразведка. Но мы-то хотели совсем другого. Мы хотели видеть сквозь землю, как через прозрачное стекло. Экспедиция провалилась.
— И все равно интересно, — закончил я. — И нужно…
Мне показалось, что в ее глазах промелькнула мгновенная зависть. Ведь в конечном итоге я что-то делал, к чему-то стремился, падал и вставал, и шел дальше. А она, наверное, какой год сидит в этом маленьком киоске, продает газеты и открытки, отсчитывает сдачу, видя только протянутые в окошечко человеческие руки, и даже не пытается что-нибудь изменить в своей судьбе. Я расправил плечи и предложил:
— Катя-Катюша, поедем
— Поварихой? — вполне серьезно спросила она.
— Почему именно поварихой? — смутился я.
— А кем же еще?
— Ну, например…
— Хорошо, я согласна, — сказала она.
— Правда?
— Правда. Все равно вы меня не возьмете. Вы шутите. А притом продавать газеты тоже интересно.
— Куда уж интереснее, — с сарказмом, как мне самому казалось, сказал я. — Так и просидишь здесь всю жизнь.
Она не обиделась, сверкнула на меня своими большими глазами, в которых уже не было зависти, а были только смех и ирония.
— М-да, — сказал я.
Я уже окончательно согрелся, но уходить не хотелось. За все это время никто ни разу не стукнул в окошечко. Наверное, в такой мороз никому не хотелось покупать газеты.
Я украдкой посмотрел на Катю. Она была небольшого роста, с черными, выбивающимися из-под шапочки волосами. И глаза у нее были черные, а щеки немного припухлые, как будто она их слегка раздувала. На ногах у нее были кожаные сапожки на высоких каблучках, а в углу, за столом, я заметил валенки. Легонькое зимнее пальто с небольшим воротником было расстегнуто до половины, и из-под него выбивался голубой пушистый шарф.
— И теперь вы снова ринулись в бой? — смеясь, спросила Катя. — Хотите доказать, что вы были правы?
— Хочу, — ответил я.
— Ничего у вас не выйдет. И снова вас назовут беспочвенным фантазером.
— Ах, Катя-Катюша, — сказал я огорченно. — Вы-то зачем это говорите? Ведь вы этого не можете знать наверняка. Еще неизвестно, кто…
Я не договорил, потому что она вдруг сунула мне в руки газету и сказала:
— Читайте.
Я мельком пробежал по первой странице. Ничего особенного. Все как и должно было быть. Лесные богатыри, доярки, почины, соревнования.
— На третьей странице, — подсказала Катя.
Я развернул газету и прочитал: «В Усть-Манске проходит всесоюзная конференция по распространению радиоволн».
Катя тихонько хихикнула в рукав. Наверное, на моем лице слишком явно было написано удивление. «24 декабря в 12 часов дня в Доме культуры электромеханического завода открылась всесоюзная…»
— Какое сегодня число? — хрипло спросил я, с ужасом думая, где я мог потерять целый день.
— Двадцать четвертое, — ответила Катя совершенно серьезно.
— Тогда почему об открытии говорит в прошедшем времени? Ведь она откроется только через час!
— Так ведь это завтрашняя газета.
Я перевернул лист. Газета «Красное знамя», 25 декабря.
— Ничего не понимаю… Какое же сегодня число?
— Двадцать четвертое. Какое же еще!
— Ну вот что, Катя. Вы меня простите. У меня что-то с головой. Переохладился, наверное.
— Вы не переохладились, и голова у вас в порядке. Это завтрашняя газета! Я всегда продаю завтрашние. Только их плохо берут. Все требуют сегодняшних. А сегодняшних ко мне не завозят.