Под покровом дня
Шрифт:
— Я бы хотела простить тебя, — ответила она. — Если ты мне позволишь.
Торн сказал, глядя ей прямо в глаза:
— Мы могли бы простить друг друга. — Он взялся за поручень, идущий по периметру консоли, чтобы у него была точка опоры на случай, если придется на нее броситься.
— Ты прочитаешь мне молитву Розария, я тебе три раза прочитаю «Радуйся, Мария», и мы в расчете.
Она продолжала смотреть на него с отсутствующим выражением лица, без тени улыбки.
— Скоро мы будем в расчете, — сказала она, поднимая револьвер с колен и медля в нерешительности. —
Озадаченный, он бросил на нее беглый взгляд, попытался улыбнуться, но улыбка не получилась.
Она подняла кольт, позволила ему некоторое время на него полюбоваться.
— Снимай с себя все.
— Что? Ты хочешь заняться этим прямо здесь и сейчас?
— Не этим, — ответила она. — Кое-чем другим.
— Сара, — сказал он, пытаясь вывести ее из оцепенения. — Сара!
— Делай то, что я говорю.
Ее лицо сильно напряглось, губы крепко сжаты, в глазах ни тени жалости. На руке вспухли вены.
Очень медленно он стал стягивать с себя эту облегающую яркую одежду, украдкой бросив взгляд на шоссе. Когда он вновь к ней обернулся, ее била дрожь. Она не привыкла убивать парней вроде него, у нее не было навыка в этом деле.
Она сказала:
— Ты приезжаешь сюда раз в год, вспоминаешь все произошедшее, прокручиваешь все в своей голове, жалеешь себя. Ты притащил сюда и меня — как ты думал тогда — совершенно постороннего человека. И собирался все рассказать этому постороннему человеку, чтобы снять наконец груз с души. Но это ничего не значит. Ровным счетом ничего. Анализировать. Рассказывать свои секреты незнакомцам. Раскрывать свой позор кому-то, кого ты толком не знаешь. Это гроша ломаного не стоит.
— Но по чьей вине я не смог узнать тебя лучше? — Торн дернул головой, пытаясь найти какое-то решение в этой сложной ситуации. — Я думал, что знаю тебя, думал, что люблю тебя. Раньше у меня никогда не возникало потребности исповедаться перед кем-либо.
Рядом с пунктом проката на южном берегу озера Сюрприз взревели два водных мотоцикла. Толпа ребятишек в яркой одежде осыпала насмешками двух оседлавших мотоциклы подростков.
Торн снова посмотрел на нее.
— Сара, что ты хочешь от меня услышать? Что я приношу свои извинения? Что я виноват? Что я жалею о том, что произошло? Ты этого добиваешься? — Торн обогнул центральную консоль — теперь он стал для нее идеальной мишенью. — Ради всего святого, когда это случилось, мне было девятнадцать лет.
— Девятнадцать лет — это не так уж мало. Ты знал, что делаешь.
— Знал? — усомнился Торн. — Вспомни себя в девятнадцать лет.
— Мне все еще девятнадцать, — сказала Сара. — Вот здесь. Она постучала себя рукояткой кольта по левой груди. — Девятнадцать. Десять. Все одновременно.
Двое подростков гонялись друг за другом, взрывая гладкую поверхность озера, кружась вокруг лодки на расстоянии тридцати метров. Девочка вскрикивала, когда преследующий ее парнишка пытался зайти сбоку и театрально протягивал руку, чтобы схватить ее. Увидев стоящего голышом Торна, девочка сбавила скорость.
— Ну давай же, Сара, — сказал Торн. — Мы уже перешагнули
— Послушай, Торн, — резко бросила она, — кто-то должен все это остановить. Разорвать этот порочный круг.
Двое подростков на водных мотоциклах потихоньку приблизились к лодке и о чем-то шептались.
— Лезь в воду, — велела она. — Если мне придется тебя застрелить и сбросить в воду. Лучше уж ты сам туда залезешь.
Он уже утратил свою невозмутимость. В его ушах еще звучали сегодняшние выстрелы. Он отчаянно хо тел поделиться с ней тем, что он теперь видел. Что они были единым целым. Связаны тонкой невидимой пуповиной, насажены на один крючок. Каждый булавочный укол, полученный одним, заставлял другого вздрагивать. Ее полное отчаяния лицо, паника во взгляде от того, что она могла сейчас совершить — были точным отражением его лица. Ее дыхание смешивалось с его дыханием. Они были словно близнецы. Их связывала какая-то более мощная сила, нежели любовь. Это был брак, освященный «бьюиком» 65-го года выпуска, всей их жизнью, полной сожаления, утрат и ненависти.
Краешек солнца позади нее нырнул за горизонт, и на него упала ее тень. Он хотел рассказать ей об этом, продемонстрировать ей этот очевидный факт. Что они были половинками единого целого, полностью зависели друг от друга. Если бы он погрузился в воду, ее тоже бы туда затянуло.
Вместо этого он сказал ей спокойным тоном, который удивил его самого:
— Я сделал это. Я убил твоего отца. Я его убил и с тех самых пор не знал ни минуты покоя.
Она кивнула, опуская глаза вниз и глядя на палубу.
Держась за планшир, Торн соскользнул в воду. Вода была теплой. Ухватившись за борт лодки, он тяжело дышал. Волны, поднятые водными мотоциклами, раскачивали лодку. Она махнула в его сторону кольтом, показывая, чтобы он отплыл подальше. Ее рот был приоткрыт, глаза затуманены.
Он повернулся, оттолкнулся от борта и брассом поплыл к тому месту, где когда-то разыгралась трагедия. Где он это сделал. Вода была гуще, чем может быть вода, теплее, чем может быть вода.
И он знал — она была права. Он просто предавался здесь воспоминаниям. Приезжал сюда, сидел, уставившись в воду, и говорил себе одно и то же. Это была лишь видимость раскаяния. Он пересказывал себе всю эту историю сотни раз, и хотя каждый раз испытывал при этом острую боль, эта боль его не меняла.
Отплыв от лодки метров двадцать, Торн остановился, повернулся и посмотрел на Сару. Она сбросила с себя одежду и теперь стояла обнаженная, прижимая к себе револьвер. Подростки сбавили скорость и медленно ползли метрах в тридцати от них, поглядывая в их сторону, их мотоциклы глухо ворчали.
Торн подождал, удерживая вертикальное положение. Он чувствовал, как водоросли щекочут его ноги. Прилив уже начал сносить его к берегу.
Она покрепче ухватилась за ствол кольта и швырнула его в озеро. Он никогда раньше не видел, как она метает предметы. У нее была чертовски сильная рука.