Под покровом небес (другой перевод)

Боулз Пол

Порт сидел совершенно неподвижно, глядя прямо перед собой.

– Мессад… – проговорил он.

– Вы что, и там были? Нет?

– Нет-нет…

Помолчали.

– Ну что, сделаете мне это одолжение? А у меня для вас будет ответ, как только там закончат обыск.

– Хорошо, – сказал Порт. – Схожу заберу сегодня же. А скажите, там, в Мессаде, что, получается, есть рынок сбыта для таких вещей, да?

– Ну конечно! На заставах Легиона паспорта в цене. А если паспорт к тому же американский – oh, l`a, l`a!

Настроение лейтенанта значительно повысилось: он достиг своей цели, и это сгладит, хотя бы частично, тот урон, который нанесло

его авторитету дело Ямины.

– Tenez, [69] – сказал он, показывая на буфет в углу, – вот, как раз от холода. Дайте-ка мне вон ту бутылку коньяка. Примем по глоточку.

Это было вовсе не то, чего хотелось Порту, но он, конечно же, не мог отклонить этот жест гостеприимства.

А кстати, чего ему хотелось? Он толком сам не знал, но похоже, что просто долго-долго сидеть без движения в теплом, спокойном и укромном месте. На солнце ему становилось еще холоднее, а голова при этом горела, казалась огромной и словно перевешивала. Если бы не аппетит, с которым все было нормально, он заподозрил бы, что заболел. Он неуверенно пригубил коньяк, гадая, согреет он или заставит пожалеть, что выпил: коньяк иногда вызывал у него изжогу. Лейтенант, похоже, прочел его мысли, так как сразу же сказал:

69

А ну-ка (фр.).

– Это хороший, старый коньяк. От него хуже не будет.

– Да, прекрасный, – ответил Порт, вторую часть реплики хозяина предпочтя оставить без внимания.

Возникшее у лейтенанта впечатление, что сидящий перед ним молодой человек патологически озабочен собственной особой, подтвердилось сразу же, следующими же словами Порта:

– И вот что странно, – сказал он с искательной улыбкой. – С тех самых пор, как я заметил, что у меня нет паспорта, я чувствую себя каким-то полуживым. Ну, согласитесь, очень угнетает, когда в таком месте, как это, ты не имеешь никакого доказательства того, что ты – это ты, правда же?

В ответ лейтенант протянул ему бутылку, от которой Порт отказался.

– Не исключено, что после моего маленького расследования в Мессаде вы сможете снова удостоверить свою личность, – усмехнулся он.

Если американец желает посвящать его в такие тонкости, что ж, он с удовольствием возьмет на себя роль его исповедника. Временно, конечно.

– Вы здесь с женой? – спросил лейтенант; Порт с отсутствующим видом подтвердил.

«Так вот в чем дело, – сказал себе лейтенант. – У него нелады с женой. Бедняга!» Еще он подумал, а не сходить ли им вместе в веселый квартал. Он им любил похвастать перед приезжими. Но только он собрался сказать: «А вот моя жена, по счастью, сейчас во Франции…», как тут же вспомнил, что Порт не француз – может и не понять, чего доброго.

Пока он над всем этим размышлял, Порт встал и принялся вежливо прощаться; визит получился немного, конечно, скомканным, но вряд ли от него ожидалось, что он проведет у постели больного весь день. Кроме того, надо выполнить обещанное: пойти забрать заявление на Абделькадера.

К стенам Бунуры он тащился по раскаленной дороге, понурив голову и не видя ничего, кроме дорожной пыли и россыпей мелких и острых камешков. Головы не поднимал, потому что знал, каким бессмысленным покажется ландшафт. Чтобы вдохнуть в жизнь какой-то смысл, нужна энергия, а вот ее-то у него сейчас как раз и нет. Он знал, что мир может предстать вдруг голым, лишенным всякой сущности, снесенной напрочь куда-то за горизонт, будто все вокруг выметено некоей злобной центробежной

силой. Ему не хотелось видеть над собой ни это слишком густое небо – такое синее, что кажется нереальным, – ни эти ребристые красноватые стены каньона, со всех сторон перекрывающие обзор, ни этот похожий на ячеистые соты город на скале, у подножья которой темнеют зеленые пятна оазиса. Все это на месте, никуда не делось и могло бы даже радовать его глаз, имей он силу реагировать, как-то соотносить одно с другим или с самим собой, но он сейчас не в силах сводить увиденное в единый мысленный фокус, который тоже нужен – помимо простого оптического. Вот он и не будет на это смотреть.

Вернувшись в пансион, он задержался в дверях маленькой комнатки, служившей конторой; Абделькадер оказался на месте; сидя в темном углу на кушетке, играл в домино с каким-то типом в тяжелом тюрбане.

– Добрый день, мсье, – сказал Порт. – Я поговорил с властями и забираю свое заявление.

– А, мой лейтенант все устроил, – себе под нос пробормотал Абделькадер.

– Да, – спокойно подтвердил Порт, несмотря на досаду оттого, что никто, оказывается, не собирается благодарить его за великодушие.

– Bon, merci. [70]

Обронив эти слова, Абделькадер даже не поднял на него взгляд, и Порт пошел по лестнице наверх к жене.

Там обнаружилось, что Кит велела принести весь свой багаж в комнату и теперь все подряд распаковывала. Комната походила на базар: на кровати рядами обувь; через спинку изножья переброшены вечерние платья – красуются как на витрине; на ночном столике выстроились флакончики и коробочки с косметикой и парфюмерией.

70

Хорошо, спасибо (фр.).

– Боже правый! Что ты такое делаешь? – помимо воли вырвалось у мужа.

– Любуюсь своими вещичками, – невинно пропела Кит. – Как давно мы с ними не виделись! С самого парохода живу фактически на одной сумке. И так мне это надоело! А посмотрела сегодня после ланча в окошко… – Оживившись, она указала на окно, за которым расстилалась голая пустыня. – Чувствую, просто умру сейчас, если срочно не дам глазам отдых, посмотрев на что-нибудь окультуренное. Хотя бы так, но и не только. Заказала вот в номер бутылку виски и начала последнюю пачку «Плейерз».

– Да, плохи твои дела, – посочувствовал он.

– И вовсе нет! – с преувеличенной живостью отозвалась Кит. – Было бы как раз ненормально, если бы я к здешней жизни слишком быстро смогла адаптироваться. Я же все-таки пока еще американка, ты не забыл? И даже не пытаюсь стать кем-то другим.

– Виски, это надо же! – продолжил Порт свои мысли вслух. – По эту сторону от Бусифа к нему, поди, ни льда уже нет, ни содовой…

– А я его буду так, в чистом виде. – Надев бледно-голубое шелковое платье с открытой спиной, она подошла к зеркалу, висевшему на внутренней стороне входной двери, стала наводить марафет.

Пусть поиграет, решил он, если это поднимает ей настроение; смотреть, как она в самом средоточии дикости строит эти свои крошечные, жалкие редуты западной цивилизации, даже забавно. Сев на пол в середине комнаты, он не без удовольствия стал наблюдать за тем, как она снует туда-сюда, подбирает туфельки и примеряет браслеты. Когда в дверь постучал гостиничный бой, Порт сам подошел к двери и в прихожей принял у него из рук поднос с бутылкой и всем остальным.

– Почему ты не впустил его внутрь? – поинтересовалась Кит, когда он затворил дверь за боем.