Под покровом ночи
Шрифт:
И вот это случилось. Ричард Тьернан вынудил её нарушить священный обет. Вновь и вновь он выводил её из себя, причем намеренно — в этом Кэссиди была уверена. Почему-то, по какой-то неведомой ей причине, он пытался определить крайние границы пределов её терпения. Если, конечно, это не объяснялось более простыми причинами. Например, сходя с ума от скуки и не зная, куда девать переизбыток энергии, он пытался играть в кошки-мышки с единственной доступной в квартире жертвой.
Тьернан хотел понять, как она поступит, если он поцелует её снова. Как далеко она осмелится зайти в своем безрассудстве. А она, безмозглая идиотка, уже
Впрочем, она прекрасно знала ответ на собственный вопрос. Она ведь сразу почувствовала, насколько возбужден Тьернан, стоило ему только опустить её руку и прижать к жезлу своей страсти. Возможно, он и в самом деле дразнил её, играя с ней в непонятную игру, однако — и сомнений в этом не было — он и сам угодил в собственную ловушку.
Что ж, оставаться здесь ей больше было нельзя. Сколько раз она уже принимала это решение, однако затем неизменно шла на попятный. Больше этому не бывать! Она даже не станет укладывать вещи, никому ничего не скажет… Да, просто захватит сумочку, незаметно прокрадется к двери и даст деру. А одежду и прочие вещи ей потом пришлет Мабри. Шон обойдется без её помощи с тем, что она здесь делала, без труда справится начинающая секретарша.
Кэссиди посмотрелась в зеркало, чтобы придать себе хотя бы подобие приличного вида, и — попятилась в немом ужасе. Волосы были совершенно растрепаны и торчали в разные стороны, как иглы дикобраза. Размазанная помада на распухших губах и заплаканные глаза с подтеками туши тоже её не украшали. Жакет до сих пор валялся в холле, а расстегнутая шелковая блузка висела безвольно, как флаг капитуляции. Одна чашечка лифчика была насквозь влажной от поцелуя, позволяя видеть сосок.
Влажной была и она сама. Там. И Тьернан это знал. Он нарочно все это подстроил, и никакие стыд и ярость были не в силах изменить её человеческую природу. Женскую. Биологическую. Да, этот мужчина возбуждал её. Она его хотела. Все её нутро болело и ныло от желания. Хотя это и грозило обернуться полной катастрофой.
Дрожащими руками Кэссиди избавилась от блузки. Ей понадобилось несколько минут, чтобы полностью переодеться. Влажное белье, блузка и юбка полетели в корзину с крышкой. Взамен Кэссиди облачилась в спортивные брюки со свитером, а на ноги натянула старые кроссовки. На нос водрузила здоровенные темные очки. Все было готово к тайному побегу. И бежать она будет, не останавливаясь, до самого Балтимора.
На цыпочках, затаив дыхание, она выбралась в пустынный коридор. Слава Богу, вокруг не было ни души. Издалека доносились отголоски мужских голосов. Мерный рокот и псевдоирландский акцент Шона, тщательно завуалированные полутона Ричарда. Должно быть, и Марк был там с ними — черт бы его побрал! Как и всех прочих мужчин иже с ним.
До спасительной двери оставалась всего пара шагов, когда откуда ни возьмись появилась Мабри. Выглядела она бледной, понурой и какой-то отрешенной.
— Удираешь, Кэсси? — спросила она.
— Меня там дела ждут, — выпалила Кэссиди первое, что пришло ей в голову. — Ну а потом, можешь ли ты меня винить за трусость?
— Нет, конечно, — покачала головой Мабри. — И что — прямо сейчас?
— Да, хотелось бы. Пока никто меня не остановил.
— Что ж, твое право, — еле слышно промолвила Мабри.
На мгновение Кэссиди объял ужас: ей вдруг
— Раз уж ты решила уехать, я, конечно, тебя удерживать не стану, сказала Мабри. — Но только прежде чем ты сядешь в поезд, я хотела бы тебе кое-что сказать. Только давай уйдем отсюда — эта обстановка действует мне на нервы. Давай посидим где-нибудь и пропустим по рюмочке.
— Нет, только не это! — Кэссиди содрогнулась; вкус ирландского виски до сих пор ощущался у неё во рту вперемешку со вкусом Ричарда Тьернана.
— Тогда чайку попьем. Славного успокаивающего английского чайку с лепешками и земляничным джемом. А заодно и поболтаем.
— Про Шона, да? — устало спросила Кэссиди. — Надеюсь, ты не станешь вешать мне лапшу на уши насчет его очередных болячек? Он здоров как бык.
Прекрасные губы Мабри едва заметно скривились.
— Речь идет уже не о болячках, моя милая, — сказала она. — Шон умирает.
Шон, настроение которого после третьей кряду порции виски с содовой было приподнятым, весело разглагольствовал. Тьернан сидел в кресле и, казалось, прислушивался к беззаботной болтовне писателя, однако мысли его были заняты Кэссиди. Она попытается задать стрекача, в этом он был уверен. Но вот осмелится ли он её удержать? Или бросить ей вдогонку, если Кэссиди все-таки сбежит?
Оба варианта развития событий представлялись не слишком вероятными. Возможно, Шон и в самом деле готов был пожертвовать собственной дочерью, но вот Мабри определенно была на стороне Кэссиди. Если они объединятся против него, он окажется бессилен.
Единственная надежда Тьернана состояла в том, что они с Кэссиди зашли настолько далеко, что у неё не хватит духа бежать. Как ни велико было её желание спастись, раскинутые ими паучьи тенета были слишком длинные и липкие — шансов вырваться на свободу у неё оставалось немного. Если половина её мозга и понимала необходимость побега, вторая половина была слишком заворожена им, Тьернаном, чтобы помышлять об этом. Но вот какая половина все-таки перетянет?
— Да, черт побери, Мабри меня сегодня кастрирует, — с ухмылкой изрек Шон. — И видели бы вы, как вытянулась физиономия Беллингема, когда мы застали вас в холле! Мне казалось, его глаза на лоб полезли. Хорошо еще, что я их так понукал всю дорогу — приди мы на несколько минут позже, и беднягу, наверное, удар хватил бы. Вот тогда вам бы точно пришлось подыскивать себе нового защитника.
— А почему вы вдруг решили вернуться домой? — бесстрастным тоном поинтересовался Тьернан. — Мне казалось, у вас была куча планов на этот вечер.
— Мне нездоровилось, — бойко ответил Шон. — Хватил лишку, должно быть, накануне вечером. Вдобавок мне не терпелось узнать, что вы затеваете с Кэсси. Откровенно говоря, я рассчитывал по возвращении застать вас с моей нескладехой уже в постели, однако вы почему-то подкачали. В общем, я в вас немного разочарован, приятель.
— Вот как?
— Да, хотя ночью я немного пораскинул мозгами и решил, что вам виднее. Просто у вас свой стиль. Между прочим, вы мне напоминаете меня самого в юные годы. — В голосе писателя появились горделивые нотки. — Черт побери, ни одна бабенка не могла мне отказать!