Под покровом тайны
Шрифт:
Надев халат, я почувствовала себя комфортней и начала с любопытством оглядываться по сторонам.
– Бабуль,- а где мы вообще сейчас находимся,- спросила я, изучая огромные бревна из которых была срублена избушка.
– А не знаю я,- пожала та плечами,- Дед это место Заповедьем называл. Наши предки сюда на охотничий промысел ходили, да за рыбой.
У меня в голове теснились сотни вопросов. И я их начала задавать бабушке.
– До чего ты любопытная однако!
– удивилась она, - сразу видно жизнь у тебя легкая. Мне то некогда было деду вопросы задавать. Он сразу розгой по заднице нащелкает,
Я вышла в открытую дверь и поглядела на звездное небо.
И действительно, ковш был немного не таким, как я привыкла его видеть. Луна поднялась еще выше и сейчас освещала все призрачным голубым светом. Вокруг меня мрачно возвышались высокие ели.
Я передернула плечами и прошла обратно в избушку, тщательно прикрыв за собой дверь.
Но бабушка тут же заворчала:
– дверь не закрывай, скоро Филя прилетит. Он на вышке мышей ловит.
До меня сразу не дошло, что вышкой она называет чердак, а я представила себе что-то огромное и высокое.
– А как мы назад пойдем?- задала я очередной вопрос.
– Все покажу, ничего таить не буду,- добродушно сказала бабуля,- кому мне еще то рассказывать. Единая ты у меня кровиночка осталась, которая дверь в Заповедье может открыть.
– А можно кого-нибудь кроме нас сюда привести?- спросила я.
От бабушкиного добродушия не осталось и следа. Ей не надо было даже перекидываться, сейчас ее оскал напоминал ощеривщуюся старую седую волчицу.
– Никогда! Слышишь никогда, ни одному человеку, ни слова! И вопросов таких, чтобы больше я не слышала,- разъяренным голосом прошипела она,- ныне же наложу заклятье на язык твой длинный, чтобы двадцать лет не могла про Заповедье ни единого слова сказать, или написать.
– Я испуганно сжалась в комочек, мне еще не доводилось видеть бабулю в таком гневе.
– Бабулечка!
– заюлила я,- ведь только спросила и все, никого мне здесь не нужно.
– То-то,- сказала прабабка,- спужалась девка, и правильно, а заклятье я все одно, наложу. Вот старше станешь в силу войдешь, лет в восемьдесят, тогда и решай, кого сюда звать, а кого нет.
Указанный бабушкой возраст показался мне таким далеким, что, несмотря, на страх, я не смогла сдержать улыбку.
– Зря смеешься,- печально вздохнула бабуля,- сама не заметишь, как лучшие годы пролетят, так, что девка гуляй, пока молодая.
Она с кряхтением поднялась и высыпала полпачки чая со слонами прямо в большой чайник.
Несколько минут мы в молчании сидели и ждали, когда заварится чай. В избушку неслышно влетел Филя и сразу запорхнул на чердак.
Бабушка достала с полки жестяную банку с большими кусками сахара и щипчики.
Разлила чай по старинным тяжелым чашкам.
– Ну, попьем чайку, помолясь, - сказала она, и налив по края блюдце напитка кирпичного цвета, начала звучно его хлебать.
Я, тем временем, перевернув блюдце, разглядывала надпись на нем. Но единственное, что смогла разобрать,
Ты пей, пей, нечего разглядывать,- сказала бабуля между глотками,- эти чашки с блюдцами дед мой сюда принес еще при Катьке-царице.
Я налила в блюдце чай, взяла кусочек сахара и отпила горячую терпкую жидкость. И с удивлением поняла, что до этого момента настоящего чая я не пробовала.
– Бабушка,- не удержалась я от восторженного отзыва,- мне такого чаю пить, еще не доводилось.
– О чем и говорю,- охотно поддакнула та, - я вот всю зиму сюда не хожу, так до того по нему соскучусь, что весной, как снег сойдет, чуть не бегом сюда ковыляю.
Я едва не спросила, почему прабабушка не ходит сюда зимой, но вовремя сообразила сама.
– А откуда ты воду берешь?- задала я очередной вопрос.
Бабушка возмущенно фыркнула в блюдце и оттуда выплеснулась половина содержимого.
– Ты дашь мне чайку попить или нет,- рявкнула она,- помолчи Христа ради хоть пару минут!
Затем бабушка степенно выхлебала три чашки чая, потом привалилась к стене и сказала:
– давай-ка внучка потрудись, не все, задравши хвост по лесам бегать, помой хоть посуду, да чайник от сажи ототри. А потом, благословясь, избенку приберешь, и пойдем домой в Серебряное.
Она с явным удовольствием смотрела, как я сначала мыла посуду, а потом, сняв халат, чтобы не уделать его грязью, на коленках скоблила косарем деревянный пол.
– Ох, и ладная ты девка,- с довольной усмешкой сказала она, - от кавалеров отбою не будет.
– Да ладно, тебе бабуля!- застеснялась я и снова надела халат.
Прабабушка обвела взглядом посвежевшую комнатку, чайник, оказавшийся зеленого цвета и, расчувствовавшись, сказала:
– Ну, спасибо правнучка, уважила старуху, матери передай, не сержусь я на нее больше, прощаю за воспитание твое правильное. А сейчас пошли время, домой вертаться, по дороге родник покажу, где водица студеная ключом бьет.
Она прикрутила фитиль у керосиновой лампы, и мы очутились в темноте, только из открытого дверного проема голубоватым отсветом падал лунный свет.
Мы вышли на поляну и начали спускаться куда-то вниз. Не прошли и двух десятков шагов, как стало слышно слабое журчание ручейка. Но небольшой замшелый сруб, стал виден, только, когда мы подошли к нему вплотную. На нем, на четырехгранном гвозде белел деревянный ковшик. Из-под сруба бодро журчал ручей, невидимый в сгустившейся темноте.
А вот и родничок, откуда я воду беру,- сказала бабушка,- а теперь идем дальше.
Мы прошли еще немного и уткнулись в камень, почти такой же, какой перенес нас в эту непонятную страну.
Бабушка тяжело вздохнула и твердо сказала:
– Теперь твоя очередь заговор читать. Пора самой учиться двери открывать.
Дрожащим от напряжения голосом я начала проговаривать намертво оставшиеся в памяти слова.
После первой же фразы я почувствовала, как вокруг меня ощутимо подрагивает окружающее, и становится плоским, как нарисованное. На миг я остановилась, но бабушкина ладонь крепко сжала мое плечо, и я продолжила заговор. Нарисованная картинка начала быстро переходить в надувающийся радужный пузырь, стенка которого вдруг открылась и проглотила нас.