Под покровом тайны

Санфиров Александр

Бабушка испытующе посмотрела на него и сказала:

– Ладно, Господь с тобой, поехали, посмотрю, чего там у вас случилось.

– Лена!
– повернулась она ко мне,- собирайся, со мной поедешь, будешь на подхвате.

Кузьма Петрович воспринял бабушкины слова, как должное, а вот у меня от них все внутри опустилось.

Я попыталась возразить, но бабушка так сверкнула глазами, что слова застряли во рту. Сборы были недолги, прошло всего несколько минут, а мы уже катили по деревне в открытой машине, оставляя за собой шлейф пыли.

Еще

через несколько минут мы остановились перед большим, новым, рубленным из бревен, домом. Нас никто не встречал. Кузьма Петрович ринулся вперед, открыл дверь и ждал, когда мы пройдем. В его взгляде на прабабушку была такая надежда, что мне стало еще больше не по себе.

В доме было натоплено, все окна были закрыты. Стоял сильный запах прелых пеленок. Бабушка поморщилась, ей, как и мне было душно.

В маленькой комнатке туда-сюда ходила молодая женщина, очень похожая на Кузьму Петровича, на руках у нее заливался бурным плачем ребенок. На стуле у кроватки сидела еще одна женщина в белом халате, рядом с ней на табуретке лежал открытый чемодан с лекарствами.

Бабушка огляделась и начала командовать:

– Кузька пошел вон отсюда, когда надо позову! Ты Нинка чего сидишь, погоды ждешь? Быстро встала, окошко открывай!

Юлька, а ты чего уставилась? Клади робенка на кровать распеленывай шустрей.

Так, Нинка, окошко открыла? Молодец, теперича давай тащи воды теплой, руки мне сполоснуть и Ленке.

Буквально за секунды атмосфера уныния и безнадежности исчезла, все забегали, получив указания.

Я, не отрываясь, смотрела, как молодая мама осторожно развернула пеленку и на ней заливалась плачем малюсенькая красная девочка, со сморщенным лицом. Из живота у нее торчала какая-то штука, завязанная ниткой и замазанная зеленкой.

Мне как-то доводилось видеть новорожденную сестренку Вальки Клевиной, но та была больше этой девочки и не такая сморщенная и красная.

Тут в комнату зашла фельдшер с тазом и чайником и начала поливать на руки бабушке.

– Ты тоже мойся, - приказала мне бабуля.

Я тщательно мыла руки и думала:

– Чего она хочет от меня? Я ведь ничего не понимаю, мне страшно!

Фельдшерица, поливавшая мне руки, поставила пустой чайник на стол и дала полотенце.

Я вытиралась им и глядела на бабушку.

А она подошла к кровати и положила руку на животик девочки, та на мгновение смолкла и снова заверещала.

– Иди сюда,- поманила бабушка меня.

Когда я подошла, бабуля положила мою дрожащую руку на животик ребенка.

– Закрой глаза и осторожно пальчиками ощупай живот,- прошептала она.

Я, осторожно отодвинув подсохший огрызок пуповины, до меня уже дошло, что это такое торчит из пупка, начала ощупывать пальцами живот. И сразу почувствовала, что в одном месте он немного горячее, чем в других, и в этом же месте явно ощущалось небольшое округлое образование.

– Что это, бабуля?- шепнула я ей.

Но та повернула озабоченное лицо к молодой маме и спросила:

– Юлька, когда она сильней орать стала?

Услышав,

что с утра, бабушка облегченно вздохнула и сказала:

– Ну, слава те Господи! Есть еще время..

Она положила снова руку на живот и положила сверху мою:

– Закрой глаза и смотри,- шепнула она.

Затем она начала медленно тянуть слова заговора

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Слово мое, исполняйся, кишка с кишкой не слипайся. Ножом засеку, голиком разделю. Мать Богородица, бабушка Соломоница Христа пеленали, внутренности поправляли. Поправлю и я рабу божью Анюту. Ключ, замок, язык. Аминь. Аминь. Аминь.

И я увидела! Увидела рукой, не глазами! Красноватое свечение появилось под бабушкиной ладонью и начало распространяться в глубь животика. Под ним проявилась та опухоль, которую я прощупала пальцем. Только сейчас она немного шевелилась, и до меня дошло, что это распрямляется кишка, которая в одном месте вошла вовнутрь себя

Заговор резко оборвался. Бабушка покачнулась и навалилась на меня.

Я вскочила и попыталась ее удержать, но если бы не фельшерица, мне бы, ни за что не удалось этого сделать.

– Аглая Никаноровна,- громко обратилась она к бабуле,- что с вами?

Та уже немного пришла в себя и оттолкнула нас в сторону.

– Фуу, - выдохнула она, - стара, становлюсь для таких дел.

Немного успокоившись, мы все уставились на девочку, которая спокойно спала рядом с ней.

В комнате сразу исчезло напряжение, Юлия села рядом с дочкой и пальчиком осторожно гладила ее по острой макушке.

В этот момент мне так захотелось быть на месте матери, нянчить эту кроху, что я не выдержала и непроизвольно протянула руки, чтобы взять девочку.

Куды руки тянешь?- улыбаясь, сказала прабабушка,- вот родишь свою, тогда и будешь тютюшкаться сколько влезет.

В этот момент я заметила взгляд, который кинула на бабулю фельдшер. В нем было столько зависти и восхищения. И мне уже не хотелось уезжать ни в какой город, сейчас я желала только одного, чтобы на меня хоть иногда смотрели так же, как сейчас смотрят на бабушку.

Обратно Кузьма Петрович вез нас гораздо тише и клубы пыли за нами не поднимались, поэтому многочисленные бабули и редкие деды, сидевшие кое-где на скамейках у домов внимательно провожали нас взглядами.

Когда вышли из машины, председатель загородил дорогу и сказал:

– Слышь, Никаноровна, не серчай на меня, я все помню, и отца своего, тобой спасенного и брата. Просто время такое, приходиться иногда говорить, что требуют, а не то, что думаешь.

Он покосился на меня и замолчал.

– Вот,- сказала ехидно бабушка,- в этом вся твоя натура сказывается, червоточинка в тебе Кузька имеется. Ежели не вытравишь ее, плохо дело!

Кузьма Петрович, досадливо поморщился и вытащил из кармана кошелек.