Под покровом тайны
Шрифт:
– Так, это, Никаноровна,- обратился он к бабуле.
– Ежели вы сюда насовсем перебираетесь, могет мы у тебя из дома все сюды перетащим? В твоей печи одного кирпича тыщи две штук будет. Настил целый, Там еще я чугунков несколько приметил.
– Эх деда, деда,- сочувственно подумала я.- Ничего ты еще не понял, пока я с вами, можно целый хозяйственный магазин сюда перетащить и не только.
Прабабушка, услышав слова троюродного брата, мгновенно разозлилась и начала ругаться.
– Да ты Тимофеич совсем охренел! Чтобы я свой дом, который еще наш дед строил, своими руками
Я смогла прекратить начинающую ссору, пообещав, что смогу принести в Заповедье все, что будет нужно и любых количествах.
После этого разговор стал более спокойным. Иван Тимофеевич откушав водочки, и услыхав мои обещания, стал необычайно покладистым и и пообещал выделить нам для жизни пустующий дом, его хозяин погиб в прошлом в году в схватке с медведицей, или еще каким-то зверем.
Они оживленно переговаривались с бабушкой, вспоминали каких-то давно умерших знакомых. Меня же все больше беспокоила мама. Она сидела с отсутствующим лицом, не прислушиваясь к разговору.
– Мамочка, - обратилась я к ней.- Ты устала, может, ляжешь, отдохнешь.
– Не устала я нисколько,- раздраженно ответила она.- Вы меня вчера с бабкой травами опоили, я до сих пор в себя придти не могу. Ох, Ленка, Ленка! Порушила ты всю нашу жизнь, - добавила она и, обняв меня за плечи, прослезилась.
Тим во время всего этого сидел на лавке у печки и оттуда наблюдал за мной. По его надутому лицу было понятно, что он злится на меня.
– Ну, и ладно,- подумала я.
– На сердитых воду возят. Сердись, сколько хочешь.
Однако, когда я попросила его, помочь уложить маму спать, он сорвался с лавки, как подстреленный.
Иван Тимофеевич, увидев наши приготовления, сразу начал прощаться, впрочем, пообещав завтра придти с утра, чтобы показать нам новое жилье.
Когда он ушел, мама уже спала. Я улеглась рядом с ней, прижалась к теплому боку и почти сразу провалилась в сон, не обращая внимания на продолжавшуюся беседу прабабушки с Милицей Ивановной.
Утром я проснулась оттого, что в ухо кто-то дышит. Открыв глаза, увидела рядом сопящего рысенка. По запаху это была Глаша. Я опустила руку на ее мягкий пушистый живот и начала почесывать. Рыска довольно заурчала. Однако наша идиллия долго не продлилась. Рука Милицы Ивановны ухватила дочь за ухо и бесцеремонно сдернула с кровати. Та моментально перекинулась в голую замызганную девчонку и начала заливисто рыдать. От этих воплей проснулись уже все. На дворе была еще темень, поэтому хозяйка зажгла коптящий светильник. Бабушка выбралась из-под своего ватного одеяла и начала рыться в вещах. Выудив оттуда керосиновую лампу, она поставила ее на стол и зажгла. Осторожно распаковав завернутое в тряпку стекло, установила его в лампу. Она прибавила огня, и в темной комнате явно посветлело.
– Смотри-ка почти как ваше лепестричество светит,- сказала довольная хозяйка.
В это время мама толкнула меня в бок.
– Лена, может, попробуем в нашу квартиру попасть. За ней если и приглядывают, так снаружи. Последний
Встав, я сосредоточилась, и передо мной открылось окно в нашу квартиру.
Оглядевшись, осторожно зашла в комнату. Здесь ничего не изменилось с позавчерашнего дня, все так же валялись разбросанные вещи и ящики комода. На кухне тоже был тарарам посуда вытащена из буфета, ящики перевернуты.
В моей комнате вообще царил полный тарарам.
Пока я осматривала квартиру, мама оккупировала ванну и начала мыться под душем.
Милица Ивановна и Тим благоразумно не переходили из своего дома, но во все глаза из проема портала разглядывали наши скромные апартаменты.
На всякий случай я взяла толстую доску, стоявшую без дела в прихожей и уперла ее в дверь. Мало ли за квартирой наблюдают, и решат проверить, кто тут хозяйничает.
Однако повезло, пока мама мылась, никто нас не побеспокоил.
Только бабуля все ходила по квартире и ахала.
– Ох, Варька! Как вы богато живете, прям буржуи. У нас даже у председателя колхоза такого благолепия нету.
Мама, выйдя из ванной комнаты, грустно сказала:
– Закончилось наше благолепие бабушка, будем теперь в деревне жить, а в этой квартире не сегодня, так завтра, другие жильцы появятся.
Мы едва успели собрать часть нужных нам вещей, как раздался звонок, а затем дверь содрогнулась от мощных ударов.
– Уходим!- зашипела я и, схватив маму за руку, нырнула в проем портала. Бабушка последовала за мной, после этого проем закрылся.
– Ну, теперь они все там разнесут.
– Вздохнула мама.
– А какой воевода стрельцами командует,- простодушно спросила Милица.
– Мама, я же тебе говорил,- воскликнул Тим.
– Нету там у них стрельцов и воевод тоже, теперь царю, солдаты служат. Мне Лена это давно говорила.
Наш разговор прервал появившийся Иван Тимофеевич. Он с любопытством глянул на керосиновую лампу, и сказал:
– А чего это вы вокруг пустого стола хороводы водите. Я думал вы уже во всю блины едите. Кто-то вечор обещал испечь.
– Ой, батя, прости!- воскликнула Милица Ивановна,- Запамятовала совсем, сейчас я все мигом сгоношу. А пока сымай тулуп, да садись за стол.
Довольный староста скинул поношенный овчинный полушубок и уселся за стол.
– Садись и ты, Аглая Никаноровна, - обратился он к бабушке, - в ногах правды нету.
Посидим, поговорим. Давненько мы с тобой так не сиживали.
Бабушка насупилась и явно что-то хотела ляпнуть, но вместо этого вздохнула и села напротив.
Милица Ивановна в это время уже хлопотала у плиты, наливая на смазанную топленым маслом сковороду, пахнущее дрожжами жидкое тесто. Мы же продолжали стоять, ожидая, что будет дальше.
Троюродные брат с сестрой заговорили неожиданно мирно, после чего мы с мамой также уселись рядом с ними. Тим тоже присел на лавку у окна и что-то тихо рассказывал своим младшим братьям и сестрам.