Под покровом тайны
Шрифт:
Когда села верхом на спящего мужчину тот задергался и открыл рот, чтобы закричать, но когтистая лапа перехватила ему гортань, и он смог только тихо застонать.
– Не кричи и останешься живым, - прошептала я.
Он судорожно задергался, пытаясь сбросить меня на пол. Но сил, чтобы справиться со мной у него не хватило.
– Где золото?- вновь прошептала я.
– Какое, твою мать золото?- просипел бандит.
– Самородок, который вы украли для Бергмана,- пояснила я.
– Ты, кто?- снова начал дергаться мужчина.
– Золото у Бергмана, а Бергмана мусора замели. Он нам кучу лавэ остался должен.
– Где второй твой приятель?- спросила я.
– Лука, что ли? Понятия не имею, он сразу из города ноги сделал, как ювелира взяли,- прохрипел бандит.
– На миг я задумалась.
– Вроде больше ничего с этого вора мне не вытрясти полезного, - пришла я к окончательному выводу и сомкнула когти на трепещущем кадыке жертвы.
Дождавшись, когда закончатся последние судороги, легко встала и покинула дом так же тихо, как вошла.
Потом я прибежала домой, залезла в ванну и пустила горячую воду. Мне надо было смыть с себя это жуткое ощущение, пришедшее ко мне в миг убийства. Я ненавидела себя, ненавидела свои способности, которые дали возможность самой творить правосудие. Но сейчас мне казалось, что так поступать было нельзя.
Выйдя из ванны, я пошла к буфету, выпила сразу пол флакона валерьянки и легла в постель. Мне оставалось до подъема на работу всего полтора часа.
Сон, однако, не приходил. В голове снова и снова звучал предсмертный хрип бандита. Мне не было его жалко, наоборот я чувствовала, что поступила правильно. Но все равно, меня до сих пор трясло, несмотря на выпитое лекарство. Наверно, этот поступок выбил весь запал мщения, и я чувствовала, что уже не смогу также просто убить ювелира и второго вора. Тем более, что они не убивали папу. И тут мысли перескочили на Бергмана. Убитый вор, говорил, что ювелира арестовали, но следователь об этом ничего не упоминал. Странно все это.
Подумав, решила, что в ближайшие дни в ломбард не пойду. Хотя, в то, что меня могут обвинить в смерти бандита, я нисколько не верила. Но привлекать к себе внимание, не хотелось.
Так и не сомкнув глаз, я встала и, насильно затолкав в себя завтрак, отправилась на работу.
После этого события, ничего экстраординарного не происходило. На девятый день мы с несколькими знакомыми съездили на кладбище. В этом раз мама вела себя сдержано, не кричала, а просто плакала стоя у могилки. Я тоже плакала вместе с ней. И мысленно говорила:
– Папочка родной мой! Прости, я еще не полностью отомстила за тебя. Твой убийца мертв, и клянусь, что отомщу и Бергману и Луке, пока еще не знаю, как, но отомщу.
Конечно, никто мне ответил на эти мысли. Но когда выходила с кладбища, то почувствовала, что тугая пружина сидевшая во мне все это время, понемногу разжимается.
Прошел месяц. С октября я начала ходить в вечернюю школу. В первые дни было очень
Я старалась не обращать внимания на их ядовитые замечания, но когда в туалете одна из них замахнулась на меня, я схватила ее за руку, и отпустила, только когда та заверещала от боли. Потом эта Зинка ходила и всем показывала синяк на запястье. Но приставать ко мне перестали. Через две- три недели мы все перезнакомились, подружились, и больше таких проблем уже не появлялось.
В больнице же все было отлично. Моей работой были довольны, и все чаще звали, когда надо помочь справиться с тяжелым больным. Никто не понимал в чем дело, и принимали это, как данность.
А гинеколог Борис Павлович все ходил и делился с коллегами своим рассказом о том, как он пошел на операцию внематочной беременности и обнаружил, что диагностированного им разрыва маточной трубы нет. Но в малом тазу больной оказалось поллитра крови, неизвестно как туда попавшей. Тем же, кто сомневался в его словах, он совал под нос банку раствора формалина с плавающей там, извитой маточной трубой с небольшим вздутием на месте прикрепления эмбриона и предлагал найти место кровотечения.
Комсорг больницы откуда-то узнала о моей активной комсомольской жизни в школе и начала приставать с всякими поручениями. Я же удивлялась сама себе, если в школе мне это нравилось, я с удовольствием организовывала комсомольские собрания, субботники, проводила вечера, то сейчас этого совсем не хотелось. После того, как прошедшим летом бабуля рассказывала, как у них в тридцатые годы организовывали колхоз, и как она жила в войну, заголовки в газетах у меня вызывали улыбку. Но свои мысли я благоразумно держала при себе, и старалась увильнуть от комсомольских поручений каким либо разумным способом.
И тут я вновь обнаружила в нашем почтовом ящике повестку к следователю.
Михаил Андреевич Шевцов, смотрел на скромно сидящую перед ним девочку и все еще не понимал, как следует начать с ней разговор. За прошедший месяц почти ничего нового в этом деле не появилось. За исключением нескольких странных и необъяснимых вещей.
Вначале был обнаружен мертвым один воров ограбивших и убивших Лазаря Гайзера. Притом, как следовало из заключения судебно-медицинской экспертизы, рана была нанесена диким животным, хищником, его волосы были найдены прямо на теле жертвы. Потом пришло совершенно непонятное заключение из лаборатории, где исследовали золотой самородок.