Под сенью виноградных лоз
Шрифт:
– Примите мои поздравления с повышением, – продолжал Клей. – Теперь, когда мы знакомы, буду следить за вашими передачами.
Для Клея встреча с новой женщиной была каждый раз вызовом. Они, вернее, победы над ними, стали его страстью, манией. Стоило ему увидеть эту стройную, великолепно сложенную женщину, эти струящиеся, темные с золотым отливом волосы, как в нем тут же пробудился охотничий азарт, он весь напрягся, как породистый пес при виде дичи.
– Очень надеюсь на это, – спокойно ответила она. – Чем больше зрителей, тем выше
– У меня предчувствие, что ваша программа будет иметь грандиозный успех. – Он загадочно улыбнулся, словно знал нечто, известное только ему.
– Все, кто к ней причастен, сделают для этого все возможное. – Келли поблагодарила его еще одной улыбкой.
Она вежливо улыбалась, приветливо смотрела. Однако за внешней сдержанностью ощущалось скрытое напряжение, некая сила, вызывавшая в Клее жгучий интерес. Втягивая Келли в непринужденную беседу, он хотел вызвать ее на откровенность, пытаясь сыграть на ее гордости, тщеславии, амбициях или на романтических идеалах, он наблюдал за ее реакцией, которая подсказала бы ему путь к ее сердцу.
Клей никогда не торопил события, понимая, что этим можно все испортить. Поэтому, когда Хью Таунсенд, взяв Келли под руку, попросил их извинить – ему надо было познакомить Келли с другими гостями, – Клей воспринял это спокойно.
Он только проводил ее взглядом и, поворачиваясь к отцу, произнес:
– Умная, интересная женщина.
Тот скептически крякнул и, поднося ко рту стакан виски с содовой, пробормотал:
– Однако Кэтрин ее легко уделала. – Заключительная фраза Кэтрин «У вина «Ратледж-Эстейт» нет конкурентов» не давала ему покоя.
– Кстати, а где мадам?
– Да вон она. В окружении приближенных. – В голосе Гила Ратледжа звучали саркастические нотки; подняв стакан, он указал им в противоположную сторону гостиной.
Клей повернул голову и сразу же увидел свою бабушку. Она стояла – руки непринужденно сложены на груди, подбородок слегка приподнят – и что-то не говорила, а, казалось, вещала небольшой группе ловивших каждое ее слово людей.
Большинство женщин ближе к старости начинают питать слабость к дорогим украшениям, однако Кэтрин и здесь отличалась от других. Жемчужины в ушах и обручальное кольцо с бриллиантом – вот все, что она позволила себе.
Одета она была с изысканной простотой, выделяясь этим среди других дам в гостиной, и Клей не мог этого не заметить. Шарф всех оттенков розового, аметистового и цвета морской волны ниспадал с ее плеча, струясь по спине, как шлейф. Прямое платье цветного шифона почти касалось пола. Смотрелся этот наряд исключительно элегантно.
Клей незаметно от отца приветствовал ее.
– Не сомневаюсь, она думает, что сделка с бароном у нее в кармане, – пробормотал Гил.
– А разве не так? – равнодушно поинтересовался Клей.
– После моей встречи с бароном все может измениться. – Отхлебнув виски, Гил опустил стакан, выражение его лица стало решительным и даже
– А именно?
– Рынок перенасыщен дорогими элитными винами. Предложение превышает спрос. Чтобы начать в этих условиях новое дело, необходима хорошо разработанная концепция сбыта, ловкие торговцы. У нас есть все: хорошая организация производства, необходимые средства, опыт. У нее этого нет: объем производства слишком мал. И не только это: не забывай, ей девяносто лет. Долго она не протянет. А без нее всему конец. «Ратледж-Эстейт» перестанет существовать.
– А про Сэма ты забыл? Гил презрительно фыркнул.
– Тряпка, как и его отец. Кэтрин, только она ведет дела «Ратледж-Эстейт», она единолично всем управляет. Не терпит никакого вмешательства. Компания чисто формально называется семейной. Что я и понял несколько лет назад, – с горечью произнес он, пальцы его сильнее сжали стакан.
– Все это так, – равнодушно отозвался Клей. Он уже не раз это слышал. Все, чего хотел отец, – закупить виноград у других владельцев, но бабушка стояла насмерть. Вино Ратледжей будет делаться только из собственного винограда.
У Гила и сейчас звучали в ушах ее слова.
– У нас из-под носа уплывала прибыль, а она и слушать меня не хотела. Даже когда я предложил выпускать вино с другой этикеткой – уперлась, и ни в какую. А другие виноделы делали такое сплошь и рядом. Но она ведь не такая, как все! Это же Кэтрин!
Гил замолчал, воспоминания нахлынули на него, и он неожиданно разъярился.
– Боже, чего только не было. В один год непрерывно лил дождь, и виноград недозрел, и что же ты думаешь?! Она весь его продала, чтобы упаси Бог не выпускать немарочное вино. Год пропал. И Джонатан с ней согласился. Он всегда был с ней заодно.
Гил бросил свирепый взгляд в сторону матери. Вечно вокруг нее вьются всякие людишки, смотреть тошно. Холодная, бессердечная стерва.
Ложь. Вся ее жизнь построена на лжи. Для нее семья – дешевая рабочая сила. И эта сказка, что во время «сухого закона» она делала вина для причастия. Еще одна ложь. Как и то, что она – жена, верная памяти мужа. Он-то никогда не забудет, в каком виде застал ее однажды – помада размазана, блузка расстегнута, грудь обнажена. И то, как она склонилась к нему и, крепко схватив, проговорила, сверкая глазами: «Никогда никому не говори об этом, Гил. Никому. Никогда. Ты понял?»
Непроизвольно он, как и тогда, быстро кивнул, испытав прежнее чувство потрясения и предательства. Он сдержал слово и никому ничего не сказал. Но и не забыл ничего.
– А вон там стоит в одиночестве Сэм, – лениво заметил Клей. – Пойду поздороваюсь со своим дорогим кузеном.
– Иди, – угрюмо проговорил отец и снова поднес стакан к губам.
Сэм стоял, привалившись к позолоченному пристенному столику в стиле Людовика XV. Пиджак небрежно расстегнут, одна рука – в кармане.