Под сенью виноградных лоз
Шрифт:
– Я говорила тебе, что прогноз погоды обещает нам в ближайшие два-три дня ливень? – спросила Кэтрин.
– Вот это уж нам сейчас нужно меньше всего! – раздраженно буркнул Сэм.
– К сожалению, вероятность прогноза, как они объявили, семьдесят процентов.
При этом известии Сэм тяжело вздохнул.
– Утром же я соберу бригады и велю проверить, не тесно ли гроздьям и достаточно ли поступает к ним воздуха. Это хоть немного поможет.
– Совершенно согласна с тобой, Джонатан. Сэм, – поправилась она, тут же заметив ошибку. – После дождя на мокрых гроздьях легко заводится плесень, в особенности
Хорошо зная, что делает плесень с урожаем, Сэм резко отодвинулся от стола.
– Лучше я позвоню Мерфи и договорюсь с ним, чтоб вертолеты были наготове.
– Вертолеты! – раздраженно бросила Кэтрин. – А с ними что мы будем делать?
– После дождя матушка-природа может не расщедриться на хороший ветер, чтобы просушить грозди. Вот я и думаю помочь ей, прибегнув к вертолетам.
– Ей-богу, Сэм, – неодобрительно проговорила Кэтрин, – я знаю о твоем давнем увлечении авиацией. Несомненно, это очень захватывающее хобби, но виноградники – не то место, где следует его практиковать.
– К моему увлечению авиацией это не имеет ни малейшего отношения.
– Не считай меня дурой! – Она бросила на него холодный сердитый взгляд. – Если б не это увлечение, глупая мысль использовать вертолеты никогда бы не пришла тебе в голову.
– Ничего глупого тут нет! – Сэм всячески пытался говорить ровным голосом. – Наоборот, мысль эта здравая и вполне логичная. Винты парящих над виноградниками вертолетов, как гигантский веер, будут гнать ветер непосредственно на растения. Должен сообщить так же, что метод этот уже использовался кое-когда в сходных ситуациях, причем доказал свою эффективность, в особенности если листья вокруг гроздьев были предварительно срезаны.
– Может быть. – Но выражение ее лица говорило о том, что он ее не убедил. – Однако мы этого раньше никогда не делали, и я не вижу причины теперь это начинать.
– А я вижу эту причину! – Встав, Сэм отправился к телефону.
– Что ты делаешь? – требовательным голосом спросила Кэтрин, когда он снял трубку.
– Звоню Мерфи. – Он стал набирать номер на кнопочном телефоне.
– Ты не слышал, что я сказала?
– Слышал. – Он поднес трубку к уху.
– И ты намеренно идешь против моей воли! – негодующе воскликнула она.
– Да. Я не собираюсь терять половину урожая из-за плесени, как это произошло несколько лет назад, только потому, что ты не видишь преимуществ нового метода.
Задетая этим открытым вызовом, Кэтрин отреагировала бурно:
– Повесь немедленно трубку, слышишь!
– Погоди минутку, Мерфи, – произнес Сэм в трубку и, прикрыв ее рукой, спросил: – Кэтрин, это что, приказ? – и посмотрел на нее – спокойно, пристально. – Потому что если и приказ, то я не подчинюсь ему. Моя работа состоит в том, чтобы делать все, что идет на пользу плантациям, а если это сердит тебя, то что поделаешь!
Польза плантациям. Сколько раз в прошлом приходилось ей слышать эти слова! Еще одну долгую секунду не сводила она глаз с Сэма. Потом махнула рукой:
– Вызывай вертолеты, если считаешь нужным. Посмотрим, на что они способны.
Он опять поднес трубку к уху.
– Мерфи, это Сэм Ратледж. Похоже, нам могут понадобиться твои вертолеты.
Колледж, лавка старьевщика, где она покупала
Но существовали еще и городская библиотека, ее полки с книгами, давшими ей столько счастливых часов избавления, редакция газеты, напечатавшей ее статью об истории виноделия в Напа-Вэлли, дом ее учительницы английского языка и ее дружба с Олли. Светлые пятна на общем мрачном фоне ее воспоминаний.
Когда Келли свернула с Главной улицы на Спринг-стрит, она почувствовала себя лучше. Было меньше транспорта. Дорога была прямой и ровной, но ехала она по-прежнему медленно.
Неспешно она проделывала на автомобиле тот путь, что так часто одолевала пешком.
Возле самой окраины располагалось кладбище. Рядом с Келли на сиденье лежали цветы – с десяток роз на длинных стеблях, красных, как рубиново-красное вино местных виноградников, и перевязывала их желтая ленточка. Келли взяла розы и вылезла из машины, оставив ее у кладбищенских ворот. Она могла бы и въехать на кладбище, но ей хотелось последние метры к могиле матери пройти пешком.
Кладбище было таким же старинным, как город, – нагромождение разностильных покореженных памятников, склепов и семейных надгробий. То и дело Келли останавливалась, чтобы прочесть знакомые фамилии, вырезанные на гранитных и мраморных плитах.
Приблизившись к материнской могиле, она замедлила шаг. На земле рядом с табличкой, на которой значилось «Ребекка Эллен Дауэрти», а рядом была надпись «Дорогой жене», в вазе стоял букет, собранный из маргариток, гвоздик и фиалок.
«Он принес их сюда, ведь так?» – Келли злобно покосилась на цветы.
Ее охватил гнев, настолько горячий, пылкий, что она затряслась. Ей захотелось схватить эти цветы, вышвырнуть их прочь из вазы, с глаз долой. Но она не сделала этого. Мама не одобрила бы ее.
Склонившись к могиле, она смиренно положила розы возле самого надгробия.
– Ох, мамочка! – голос ее слегка сорвался. – Как мог он так поступить с нами! Как мог!
И едва вымолвив эти слова, Келли уже знала, что ей делать. Не ради него. Ради мамы и ради нее самой.
Все пространство стен занимали развешенные юридические дипломы в рамочках вместе с фотографией губернатора и изображением государственной печати Калифорнии. Неуклюжий стол был завален желтыми блокнотами, небрежно собранными в стопку толстыми папками, возле черного телефонного аппарата стояла фотография двух миленьких темноволосых девочек в очках. В середине стола громоздился белый бумажный пакет, а рядом на такой же белой бумаге лежал надкусанный бутерброд – на черном хлебе ломтики сыра и ветчины.