Под сенью звезд
Шрифт:
Теперь голос набрал полную силу. Он заполнил собой всю поляну и понесся сквозь высокие ели, тревожа мохнатые колючие лапы, нырнул в ручей, растворяясь в бурном потоке, устремился к ночному небу, с которого смотрела только что родившаяся луна.
У Антона возникло ощущение, что лес подпевает ей. И это ощущение было невыносимым, оно разрывало сердце на куски.
Софья открыла глаза и снова посмотрела на него. Их взгляды снова встретились. И он понял все, еще до того как слова припева, обжигая барабанные перепонки ворвались в его затуманенный разум. Он понял все! Он вскочил на ноги, и под
Сидящие вокруг костра забыли про Антона. Все снова смотрели на Софью. Смотрел на нее и Сергей. Обычно холодный, как далекий космос, блеск нестерпимо голубых глаз заметно потеплел, и в этот момент эти неземные глаза были красивы как никогда.
Девушка, набрав полную грудь воздуха, в третий и последний раз исполнила припев:
– Останусь пеплом на губах,Останусь пламенем в глазах,В твоих руках дыханьем ветраОстанусь снегом на щеке,Останусь светом вдалеке,Я для тебя останусь свето-о-ом.Софья замолчала, опустив голову. Гриша убрал руку от струн, заставляя замолчать и гитару. Повисла мертвая тишина, через мгновение разразившаяся бурей (насколько на это способны четырнадцать пар ладоней) продолжительных аплодисментов.
3
Когда аплодисменты смолкли, на ноги поднялся Яков Абрамович Ванштейн, естественно с рюмкой в руке:
– Вы прекрасно пели, девушка! И я говорю Вам спасибо и предлагаю за это выпить. Но также я предлагаю и даже смею настаивать, чтобы этот тост стал на сегодня последним. У нас был трудный, долгий день, а завтра нам предстоит много работы. Так что советую всем как следует выспаться, – и он одним глотком осушил рюмку. Все выпили.
– Ну что, баиньки? – пробасил Гриша.
Все согласно закивали и начали убирать со стола. Потом все дружно сходили до ветра, почистили зубы и начали расходиться по палаткам.
Софья подошла к сидевшему в стороне, на берегу ручья
– Антоша, милый! Это ведь всего лишь песня!
Слез уже не было, но его глаза все еще были красными. Хотя она вряд ли могла это заметить в слабом свете догоравшего костра. Антон кивнул.
– Пойдем, ты столько времени провел за рулем! Тебе нужно поспать! – голос ее был нежным и заботливым. Ни следа пронзительности, разрывавшей сердце.
Он взглянул в ее переполненное заботой лицо и снова кивнул.
– Ну, не раскисай! Вставай!
Он встал.
Она настояла, чтобы он почистил зубы и умылся и проводила его до палатки, где он должен был провести ближайшие дни вместе с Гришей и молчуном Егором.
– Спокойной ночи, – она поцеловала его в губы. Он не ответил на поцелуй, но все же сказал:
– Спокойной ночи! – и скрывшись в палатке застегнул за собой замок. В эту ночь ему снились тревожные сны. Он что-то искал на лесной поляне при свете молодой луны. Искал, зная что у него мало времени, потому что кто-то крадется за ним из лесной чащи. Искал, но никак не мог найти.
Охранник Николай Федорович, обошел лагерь, проверяя все ли в порядке, аккуратно затушил костер, выключил фонари и громко икнув, забрался в свою палатку. Лагерем завладела ночь.
4
Проворочавшись два часа в своей отдельной, стоявшей чуть в стороне палатке, Сергей так и не смог уснуть. Он натянул ботинки, накинул куртку и вылез в ночную прохладу. Не спеша добрел до речки, опустился на ступеньку пирса, и поднял голову к черному небу. В такой позе он застыл.
– Почему ты не подошел ко мне тогда, в Москве, в ночном клубе? – Софья, закутанная в длинный шерстяной шарф остановилась рядом с ним и тоже подняла лицо к небу.
– Тогда было не время, – тихо ответил он.
– А теперь время?
– Думаю, что да, – он оторвался от созерцания ночного неба и взглянул на девушку. Ее профиль, в мерцающем свете звезд завораживал.
– Слушай, зачем тебе все это? – она кивнула на расположившийся на поляне лагерь, – Зачем тебе все мы? Ванштейн, Гриша, Антон? Почему ты здесь?
Он продолжал смотреть на звезды. И на мгновение ей показалось, что единственным ответом на ее вопрос останется журчание таежного ручья и шелест ветра в хвойных лапах. Но загадочный итальянец все-таки ответил:
– Из-за женщины, – мягко проговорил он и поднялся.
– Ухты! Как в романах Дюма, – вздохнула Софья и потрогала свои волосы, – Она красива?
– Она прекрасна, как греческая богиня, – он посмотрел ей прямо в глаза.
– Богиня… – повторила она с придыханием и подалась вперед.
– Прекраснее любой богини, – прошептал он.
– И что же? Игра стоила свеч? – в ее голосе появилась сводящая с ума хрипотца. Руки легли ему на плечи.
Он вздрогнул всем телом. Потерявшими вес руками, бережно как тончайшую хрустальную вазу, обнял ее талию:
– Игра стоила гораздо большего…
Их губы встретились. Их первый поцелуй такой сладкий, такой будоражащий длился несколько секунд. Но для них эти секунды растянулись в вечность.
Она оторвалась от его губ, мимолетом взглянула в лицо и опустила глаза: