Под солнцем горячим
Шрифт:
— Здравствуйте, — сказал Гера дежурной у входа. — Нам нужен директор.
— По какому делу?
— У вас в музее есть записка…
— Партизанская, — вставила Гутя.
— Все понятно.
Старая знакомая экскурсовод подошла, улыбаясь:
— А-а-а, опять юные следопыты. О чем еще хотите узнать?
— Теперь не узнать, — сказал Гера. — Теперь вот. У вас сказано в записке про Степана Бондаря. А вот — фотография. Возьмите, пожалуйста. Пусть висит над тем столиком, где записка.
— Да у нас уже давно висит этот портрет, — сказала экскурсовод, взглянув на фотографию. Она провела ребят в зал, и Гера увидел: над столиком с запиской висит фотография Степаниды Терещенко. Она была здесь и тогда, когда Гера искал среди других фотографий Степана Бондаря. Он просто не обратил внимания на женский портрет.
Но пусть теперь хоть станет это всем известно! Пусть напишут, что Степанида Терещенко… Только что это? Гера пригляделся: рядом с фамилией Терещенко, отпечатанной на машинке, стояли приписанные от руки черной тушью слова: «Степан Бондарь».
— Этого же не было! — воскликнул Гера.
— Не было, — подтвердила экскурсовод. — Об этом нам сообщили туристы из Карабчанки, а мы проверили — и вот… Но и вы молодцы, что пришли, — добавила она. — Нам дорог каждый факт о героях революции…
Гера и Гутя вышли из музея и молча зашагали по улице.
Да, и сейчас не они сделали открытие для музея…
Хотя, может быть, немножечко и они? Как и все ребята, которые ходили в поход? Разве все они не интересовались Степаном Бондарем, не расспрашивали о нем повсюду? А то, что подпись на портрете появилась без их участия, — это ничего, пусть!
Так думал Гера Гусельников.
И что же остается нам, друзья? Наверное — согласиться с ним.
Впрочем, мне хочется добавить: у вас у всех впереди очень много интересных дорог, по которым вы пойдете под горячим солнцем и о многом, о многом еще узнаете. А придет время — и сами откроете для людей что-нибудь по-настоящему важное. Непременно откроете!
Ведь правда?