Под Солнцем Матроса Селкирка
Шрифт:
– Бывает хуже!
– бодро сказал Карел. Немного подумав, не очень уверенно добавил: - Грех вам жаловаться. Ведь вы же планету открыли!
– Ладно, завидуй, - ответил Грант и вдруг пожаловался, хотя, в общем-то, не собирался этого делать: - Ты не представляешь, Карел, до чего невыносимо лежать, лежать и ничего не делать. И знать, что ничего от тебя не зависит.
Видимо, Карел был готов рано или поздно услышать такую жалобу. Во всяком случае ответил он без запинки:
– Ты стихи в уме сочиняй. Наверняка же влюблен в кого-нибудь!..
– Это идея, - одобрил Грант и снова представил энергичное и загорелое,
Он закончил сеанс связи, вернулся к палатке, снова включил защитное поле, вытянулся на земле рядом с неподвижными Дугласом и Мартеллом. И медленно, невыносимо медленно потянулось время. Если считать в сутках Хуан-Фернандеса, то шли пятнадцатые сутки робинзонады. Эти сутки были лишь немного короче земных.
5.
К исходу двадцатых суток Грант приблизился к завершению своей рифмованной автобиографии. Он пробовал строки на разный лад, шепча их запекшимися губами, искал варианты и часто сбивался, потому что снова измучился и ослабел от скудной еды. Сбившись, в который раз начинал читать все с самого начала в надежде разогнаться по уже проторенной колее и с разгона преодолеть трудное место.
То, что было сочинено раньше, врезалось в память, казалось, навсегда и словно бы стерло из памяти все остальное. Во всяком случае, только одни эти стихи горели сейчас в голове Гранта; он забыл обо всем остальном, что было когда-то важным и существенным, и снова и снова твердил строки, которые в любой другой ситуации ему самому показались бы нелепыми, корявыми и наивными. Он повторял их, то беззвучно шепча, то переходя на голос, уже не заботясь, что о нем могут подумать лежащие рядом и тоже потерявшие последние силы Дуглас и Мартелл.
Самые разные картины проносились перед глазами Гранта вместе с этими строками, неуклюжими, напыщенными, но не казавшимися сейчас такими: вступительные экзамены на навигационные курсы, учебный центр на Марсе, а потом первая дальняя практика. И города Земли, куда он возвращался на каникулы, ее континенты, края холодные и жаркие, океаны и острова, джунгли и реки; Земля, в каждом уголке которой стремился он побывать, истосковавшись по ней в черной пустоте, снова начинавшей его манить здесь, на Земле; музыка Земли, ее книги, краски великих картин... Первый рейс с самостоятельными обязанностями... Ошибки и просчеты, исправленные теми, кто был рядом, а вместе и первые личные достижения... Самые разные люди, с какими довелось встретиться... Дорогие ему люди... "Антарктида"...
Долина снова была в полной мгле; сначала на небе зажглись было чужие звезды, выстроив непривычный рисунок, но потом погасли, скрытые сгустившимися тучами.
И в этой чернильной мгле опять вдруг разорвалась яркая вспышка, как днем, осветившая камни и скалы, корпус "Арго", трех людей, лежащих рядом. Некоторое время спустя издали донесся глухой рокот; он был похож на затухающие раскаты грома.
Грант сел. В ярком свете, пусть и длился он короткое мгновение, сразу словно бы выцвели все строки, только что теснившиеся в голове. Сознание сразу стало ясным и напряженным. Грант ждал, что будет дальше, чувствуя, что так же напряжены и Дуглас с Мартеллом, тоже вернувшиеся из своих видений.
Через какое-то время в черной мгле снова разорвалась вспышка, и Грант вскочил на ноги. Справа от него поднялся Дуглас, а слева Мартелл, и Грант сжал
Из долины донеслись раскаты, похожие на гром. Грант почувствовал, что оба его спутника вздрогнули.
– Снова, - прошептал он.
– Это то же самое. Сейчас я пойду в долину. Пойду один. Так будет лучше.
Новая вспышка, потом рокот. Грант впился глазами в чернильную мглу.
– Сейчас появятся огоньки, - пробормотал он.
– Вы будете здесь, будете меня ждать...
Мартелл сделал движение, высвобождая локоть, но Грант только сильнее сжал пальцы.
– Будете ждать, - повторил он.
– Я не знаю, что это такое, не знаю, что случится, и я пойду один, а вы будете ждать. И до тех пор, пока я не вернусь, не двинетесь с места.
Осторожно, но с силой он пригнул обоих к земле, а потом шагнул в темноту. Когда в небе взорвалась новая вспышка, Грант обернулся и увидел, что Дуглас и Мартелл, опустившись на землю, смотрят ему вслед.
В этот раз Грант был спокоен и хладнокровен. Не было смысла идти в темноту на ощупь. Он нашел шлюз "Арго", пробрался в рубку и, включив освещение, нашел мощный фонарь. Вновь выбравшись наружу, он провел длинным лучом фонаря по долине, потом опустил круг света под ноги и пошел.
Волнения почему-то не было. Вспышки непонятного происхождения, шум, изредка раздававшийся в долине, и то неведомое, что ждало впереди, представлялись сами собой разумеющимися; по-видимому, в глубине души он ждал, что, случившись однажды, все это должно повториться, и уже настроился на встречу с неизвестным, тем более что пока все происходило точно так же, как в первый раз.
Впереди, где-то в центре долины, появились прежние блуждающие огоньки. Грант быстро шел к ним, почти не чувствуя боли в колене.
Он знал, что в этот раз, когда среди огоньков проявится корпус чужого корабля, он успеет подойти к нему.
Что должно было произойти потом?
Об этом Грант не думал в те минуты; прежде всего надо было подойти, дальше все должно было определиться само собой. Интересно, крутилось у него в голове, это тот же самый корабль, что прежде, или какой-то другой?
Когда впереди в хороводе огоньков действительно проявился темный контур корабля, Грант прибавил шагу. Иногда он поднимал фонарь и посылал в сторону корабля сигналы, на которые пока никто не отвечал. В темноте трудно было определить расстояние до силуэта. Если он не успеет дойти, подумал вдруг Грант, и они улетят, завтра ему опять не найти места, где был корабль. Но только он успеет, в этот раз успеет...
Он успел гораздо раньше, чем предполагал. Корабль - еще мгновение назад казалось, что он далеко, - вдруг оказался прямо перед Грантом, и от неожиданности он остановился, как будто наткнулся на невидимую преграду. Только теперь он почувствовал, как бешено бьется сердце, и почему-то погасил фонарь. Медленно, осторожно Грант пошел вдоль чужого корабля.
Корабль был большим, не меньше "Антарктиды", только совершенно на нее непохожим. Во-первых, - удивительный факт, - он был наполовину прозрачным, и сквозь его стены можно было видеть как бы подсвеченную изнутри непонятную мешанину из непонятных деталей. Во-вторых, формы его были совершенно лишены привычной и, казалось, необходимой обтекаемости; линии были очерчены прямолинейно и даже грубо. И вместе с тем, как ни странно, во всем облике сооружения угадывались мощь и стремительность.