Под сводами высокой лжи
Шрифт:
– Меня всегда это одолевало. Раньше, конечно, больше было чувственности, и меньше эстетического наслаждения.
– Да я бы не сказала, что тут эстетическое удовольствие. Нет, такое переживание надо как-то иначе назвать, потому что эстетическое чувство очень крепко переплетается с физиологией. Не душой радуешься, а телом. Но телом всё же не впрямую, адуховно… Ну, что ты улыбаешься? Я же сразу сказала, что не могу объяснить этого… Откупоривай бутылку.
Юра зашуршал льдом и звонко хлопнул пробкой. Шампанское мягко зашипело в бокалах.
– За нас, –
Таня жадно выпила вино и откинулась на спину.
– Я готова, сударь, – она закрыла глаза, – начинайте…
Он долго ласкал её. Она выгибалась, мягко елозила ногами, закидывала голову, иногда прикасалась к Юрию пальцами, тут же отдергивала руку, шепча: «Нет, не буду, делай всё ты!»…
Потом она быстро уснула, исчерпав любовную страсть, а Полётов долго не мог успокоиться. Он несколько раз выходил на балкон, вслушивался в ровные звуки ночи, густо насыщенной густым звоном насекомых, возвращался в комнату и садился в глубокое кресло, чувствуя обнажённой кожей шершавую поверхность обивки. Лунная полоска света тянулась из окна через кровать и невесомо обнимала женские бёдра, прикрытые складками простыни. Несколько раз Юрию казалось, что усталость уже готова свалить его, и он укладывался, осторожно прижавшись головой к плечу Татьяны. Но сон опять не приходил.
– Ты что? – вдруг спросила Таня. – Не спишь?
– Не получается.
– Я думала, мне снится, будто ты по комнате шастаешь, а ты и впрямь колобродишь.
– Тревожно что-то, – признался Полётов.
Таня села в кровати и потёрла заспанное лицо.
– Он что-то разбудил во мне, – задумчиво проговорил Юрий.
– Кто?
– Дервиш… Какое-то беспокойство…
– Что тебя тревожит, милый? – Она бережно погладила его по голове.
– Не знаю. Нет, пожалуй, это не тревога. Тут что-то другое…
– Но ты сказал «беспокойство».
– Неймётся мне. Знаешь, энергия какая-то собралась внутри и давит, требует действий. Мне кажется, что я всю жизнь охватываю одним взглядом. И прошедшие годы, и будущие…
– И что ты видишь?
– Не знаю, – он пожал плечами. – Всё как-то на уровне ощущений.
– Что-нибудь плохое?
– Нет… То есть… Там разное… Плохое и хорошее. Будто разные варианты, – в глазах Юрия появился испуг. – Такое чувство, будто вижу тюрьму в конце жизни, застенки какие-то, издевательства… И в то же время вижу, как умираю в окружении доброжелательных людей, в домашнем уюте, в роскоши… Одиноким себя вижу, обиженным и обозлённым, брошенным всеми… И вместе с тем тут же накатывает убеждённость в противоположном… А главное – не могу отогнать всё это… Ты помнишь, каким я становился, когда начинал над очередной книгой работать?
– Помню.
– Вот сейчас нечто подобное. В голове и на сердце всё кипит, словно проворачивается через мясорубку. Я вроде бы знаю, что делать, но не могу двинуться вперед, не могу даже строчки написать, потому что ни в чём не уверен. А вместе с тем вижу книгу целиком! Как жизнь!
– Может, в тебе как раз новая книга и зарождается?
– Нет, уверен, что сейчас не в книге дело.
– Тогда
– Не понимаю… Тут речь о настоящей жизни… Какие-то ходы, повороты, решения… Да, да, именно решения…
– Ты не можешь на что-то решиться? – спросила она, не в силах понять Юрия.
– Да на что решиться-то? – Он измученно рассмеялся. – Мне решаться не на что. Передо мной нет никакого вопроса, я не выбираю ничего… Но ощущение такое, будто выбираю… Ответить на вопрос, который не прозвучал, не сформировался… Да, вот в чём дело! Я понял.
– Что?
– Во мне зреет какой-то вопрос.
– Какой?
– Не знаю! Вопрос набухает, как книга. Но его ещё нет, поэтому я не понимаю, в чём дело. Но он уже присутствует, как зародыш в женщине. До ребёнка далеко, но изменения в организме уже начались. Понимаешь?
– Понимаю.
Таня поцеловала Юрия в губы.
– Юр? – позвала она после двух-трёх минут молчания.
– Что?
– Ты можешь пообещать мне?
– Не могу. Сначала скажи, чего ты хочешь.
– Ну пообещай.
– Нет. Скажи, о чём речь.
– О твоих книгах.
– О новых? Хочешь вырвать из меня обещание, что я сяду работать, когда мы вернёмся домой? Угадал?
– Да. Хочу. Обещай мне, что оставшееся время ты будешь писать. Ты обязательно должен завершить «Коричневый снег».
– Почему именно его?
– Потому что там надо лишь подшлифовать. Книга почти готова.
– А я кое-что новое начал.
– Почему не прислал мне почитать? – Она навалилась на Юрия и впилась глазами в его лицо. – Почему я не читала? Где? Где оно? В Москве есть текст?
– Разумеется.
– Ну ты и сволочь! – она явно не шутила. – Не прощу тебе этого!
Таня перевернулась, отползла от Полётова и уставилась в стену.
– Танюш, ты что? Ты обиделась?
– Ещё как! Ты просто настоящий гад, – сказала она, обращаясь к стене. – Ты же знаешь, как я жду этого от тебя…
– Малыш, я хотел сделать сюрприз. Мне нужно подправить некоторые моменты.
– Теперь я не смогу спать. Теперь я не дотерплю до Москвы.
– Дотерпишь…
Татьяна рывком села в постели и шлёпнула Юрия ладонью по груди:
– А ну рассказывай, о чём книга. Живо!..
Рейс на Москву задержался почти на три часа. В здании аэропорта стояла нестерпимая духота, кондиционеры не спасали.
Полётов протянул Татьяне бутылочку холодной кока-колы.
– Устала? – спросил он.
– Жара вымотала. – Таня медленно поднесла ко рту пластиковую трубочку и сделала глоток. Её лицо было красным, жёлтые волосы прилипли к мокрому лбу. – В первые дни мне не показалось, что здесь так ужасно. Что же тут летом-то творится?
– Странно, что мы ещё ноги переставляем. То на солнце изжариваемся, то в прохладное помещение ныряем, то в раскалённом автобусе трясёмся… Никогда больше не поеду сюда.
– Не понравилось? – слабо улыбнулась Таня.
– Экзотики должно быть в меру. Знать бы только, где эта мера…